Пути в незнаемое

Но когда результат зависит от порядка двух операций (то есть важно, какая сначала и какая — потом), они не могут быть проведены одновременно. Иначе порядок был бы тут ни при чем.

Так забрезжил физический смысл неперестановочности умножения: в микромире есть пары наблюдаемых величин, почему-то не поддающихся одновременному измерению!

Старая, как сама физика, проблема возможностей измерения всегда представлялась лишь технической, но никак не философической. А теперь оказалось, что это вовсе не лабораторная проблема. Микромир, как андерсеновская принцесса, чувствует горошину сквозь толщу перин. И это меняет само устройство нашего знания! Формула неперестановочности умножения превращалась из поражающей нелепости в непредвиденное ручательство за плодотворность найденного пути.

…Как двигалась мысль Бора в действительности — не узнать. И без должной строгости языка не восстановить. Доверимся этой схеме — у нее есть преимущество словесной понятности. И психологически она приводит к верному итогу.

«Можно выразить надежду, что открылась новая эра взаимного стимулирования математики и механики. Наверное, физики сначала будут сожалеть, что в познании атома нам не миновать ограничения обычных способов описания природы. Но хочется думать, что это сожаление сменится чувством благодарности к математике, дающей нам и в этой области инструмент для продвижения вперед».

Написанные в декабре 1925 года, эти боровские слова появились на страницах английского журнала даже раньше, чем на страницах немецкого — фундаментальная работа трех геттингенцев.

Голос Паули. Ты хотел всех утешить и обнадежить?

Голос Бора. И себя тоже.

Отдаются легким эхом сквозь годы его шаги по половицам виллы Маунт Пенсада… Вот он остановился у настежь распахнутого окна, привлеченный прозрачными далями озерного сентября и голосами озерных птиц. А вспоминать продолжал слова. Он мысли вспоминал, как события. Он говорил о приступах уныния и даже отчаяния среди физиков, недовольства и даже гнева среди философов, когда вынужденная ломка старых понятий стала свершившимся фактом.

Пожалуй, никогда еще естествознание не подвергало таким непосильным испытаниям здравый смысл. Новая механика принципиально отказывалась описывать перемещение атомных частиц и квантов во времени и пространстве, признав такое намерение заведомо безнадежным. Так чем же она собиралась заниматься, называя себя на прежний лад Механикой?

Было ясно: раз уж A и B не числа, значит, эти символы ведут о микрособытиях какой-то особый рассказ. И вправду: числа — вполне определенные значения измеряемых величин — появляются в теоретических расчетах не раньше, чем измерение проделано и наблюдаемое превратилось в наблюденное. На языке диалектической логики — не раньше, чем возможное стало действительным.

И не стоит восклицать: да, но ведь они, эти измеренные значения, реально существовали и до измерения! Такое простодушное восклицание не имеет никакого смысла в физике наблюдаемых величин. Она скромно спросит: «А откуда вам это известно?» И у протестующего не найдется ответа.

Она, конечно, согласится, что электрон существует до и независимо от нашего измерения, иначе незачем было бы измерение затевать! Но без наблюдения она откажется судить, скажем, о точном месте его пребывания. И негодующе оспаривать ее позицию будет безрадостным занятием. Да ведь и в самом деле: электрон — это частица-волна; как же ответить с точностью, где он сейчас находится? Как частица — в определенном пункте. Как волна — везде. И надо провести опыт, чтобы он проявил себя как частица, дабы узнать его местоположение в этот момент.

Ничего подобного в классике не бывало!

…Так, надо сыграть матч — иначе в турнирной таблице не появится определенный счет. Имеет ли смысл утверждать, что он существовал еще до игры? До игры реальны — хоть и не равны — вероятности любых исходов…

Не так ли и в новой механике? На квадратных полях ее матриц — ее турнирных таблиц — записываются рассказы о вероятностях возможных в микромире событий. Квантовая механика — это механика возможного, а не однозначного данного. Микромир предстает в ней как вероятностный мир!

Толпились, прося у логики разрешения войти, еще и другие размышления — не строгие, но неизбежные. Мысль как на привязи ходила вокруг да около неправдоподобной и неисчерпаемой формулы AB ≠ BA. Точно стала она пропускным шлагбаумом из прежней механики в новую. А за шлагбаумом Бору все было по душе! Там все было своим — выстраданным его мыслью…

Еще в 1913 году, вводя идею квантовых скачков, разве он не отказался описывать их во времени и пространстве?