Путями истины

— А если бы тебя не было, кто остался бы?

— Треба, он сильный вой.

— Значит, ты сильнее Требы?

— Сила — не главное. Треба — большой опыт имеет. Много раз водил и в степь, и на восход, и по Реке, и через Гать Большую.

— Но в поединке ты сильнее?

— В поединке — сильнее, — с неохотой признался Родим. — Стыдно силой гордиться. Не моя она. От Рода, что жизнь дал. Мне больше дал, с меня же больше и спросит. Да и не всё в силе сокрыто. Треба — велет он.

Родим замялся, и Темелкен удивлённо поднял на него взгляд. Побратим вёл себя так, словно бы говорил не о запретном, а о неудобном для человека. Ну, если бы был Треба без ноги, а Темелкен взял вдруг да не заприметил.

— Что значит велет?

— Значит, что он слово сказать может. Нужному слову время и место знает. Или, наоборот, слово само к нему идёт… Не знаю я. Но как скажет велет — так и станет потом. Оттого и волки, помнишь, нас у леса ждали? Треба сказал: приду я — и пошли. И тутсказал Треба — я идти должен. Хмурый был сильно. Ты пойдёшь, сказал, много будет крови, но чем я — меньше. Послушал я. Этот дар редкий теперь. Мама говорила, что раньше не чудно было велета встретить. Целой деревней рядом жили. С солнцем, говорила, велет может поспорить, с камнями, с людьми говорит, как водун. Только иное это. Водун к силе идёт, велет — от силы. Мучит она его, между землёй и небом держит. Водуну легче. Водун решать по себе не волен. Ему Раз Вышний опора. Покажет Вышний Раз — и всё вокруг послушно водуну, покуда волю божью ведёт. А велет — он от воли свободной. Решит — посолонь пойдёт, решит — против. Может, в Сварге потом и осудит его Вышний, но здесь велет выбирать сам станет. Оттого тяжело ему. Нет хуже, когда знаешь — только сам выбрал.

— А вот я бы выбрал, — мечтательно улыбнулся Темелкен, вспомнив дом свой. — А ты?

— Я?

Лёг опять Родим на спину. На небо посмотрел. Задумался. Чуден как свет белый… Тут бы принять его весь. Надо ли выбирать? Только знает ли про то Темелкен?

Раньше всё Темелька Родиму сказки сказывал: про богов — что детей рожают и бьются, как люди, про солнце ярое, про героев, что в дальней земле живут. А Родим слушал больше. Не всё можно говорить чужим о том, как свет устроен. Но теперь — кто, кроме него, Родима, новому вою дорогу даст?

Вздохнул Родим. Больше любил он биться, чем сказывать. Но время пришло. И Темелкен любопытствует, всё косится, что там разглядел Родим в пустом небе? Может, боги по с облаков ноги свесили?

— Вот, смотри, — решился Родим. — Тот свет с неба, что над нами, — это Сварга — свет белый, творящий. От него всё и пошло. Солнце, луна и звезды — лики его. А то, что вдруг твердь от света, так ведь и из молока — творог.

Свет из самой глубины неба идёт. А там, глубоко в небе, на берегах великой небесной Реки живут две Мёдведицы-берегини — Мать и Дочь. Мы думаем — Мёдведицы, а кто говорит — лосихи две, но они всего зверья мати, рожаницы, и то, что в нас от зверей — мясо, кости, — от них. От того и рекам мы бережёмся. Думаем будто бы, как на небе: на высоком берегу — Мать живёт, на пологом — Дочь. Они корень наш. А иногда видят их теперь, кто умеет, как дев водяных-росных, росалок. Из вод-хлябей небесных льнут они к земной воде. Словно ближе быть к нам хотят. Водун говорит — это оттого, что люди всё меньше братьев своих понимают — бирюков, мёдведей. Сердятся берегини, какой дурной охотник — могут и утопить. А в небо вбит кол, вокруг которого лики небесные хороводят. Как мир обойдут — так год заново народится. А свет небесный чистый — он отец всему. Воля света того — Вышний Раз, бог наш. От берегинь-рожаниц — тело наше, от Рода, что первый смог дух Сварги в людском облике вынести, — род ведём. Оттого женщины молятся Рожаницам и тётке их Ярге, которая им детей родить помогает. Мужчины — Роду. А водун — Вышнему Разу. Только кто знает, слышит ли он? Не всякого он слышит. Это потому что мясо и кости человека — тоже своей жизни хотят. А дух — он вольный очень. Дух душой к телу, как нитками пришит. Лопнут нитки — дух оторвётся и улетит в небо. Есть птица горняя, имя её настоящее не скажу, не накликать чтоб. Голубь зовут. Говорят, посмотришь на неё — и лопнут нитки, и дух в Сваргу полетит, к свету. Оттого Водуну труднее всего — и телу не потакать, и дух удержать на земле. Это если посолонь. А можно и против. Ты — вой, тебе теперь знать надо.

— Как же можно против солнца идти? — удивился Темелькен.