Аудитория опять никак не реагировала на эти мысли. Этих людей учили все-таки, видимо, по-другому. Газетами и всем остальным владеют люди, которые могут и хотят все это купить, чтобы потом все это с выгодой продать. Это ведь очень просто.
Но какой-то осадок у людей в зале, похоже, остался. Следующие вопросы не были такими доброжелательными, как в начале встречи. Президента спросили, как он относится к тому, что предстоящие президентские выборы уже называют «выборами Путина». Президент уверенно ответил, что это способ предвыборной борьбы, а цель ее в том, чтобы убедить людей не ходить на выборы, потому что и так якобы все ясно.
Один профессор университета, высокий худой дяденька с добрыми глазами, сказал, что, по его мнению, в Россию стали возвращаться старые времена. Вот разогнали ВЦИОМ. Ученые из России просят не говорить с ними откровенно по телефону и быть осторожней с электронной почтой. Новая роль ФСБ охлаждает, по мнению ученого, отношения между странами.
Дяденька задал вопросы и хотел отойти от микрофона. Но Владимир Путин попросил его задержаться.
— Минуточку… Да, времена меняются. Вот наших высокопоставленных дипломатов в американском аэропорту заставляют снять ботинки и остаться в трусах. Вас в нашем аэропорту не заставляют? А ведь у вас нет дипломатической неприкосновенности. А у них есть.
Дяденька хотел опять отойти от микрофона и сесть на место, и опять Владимир Путин не отпустил его.
— Давайте говорить конкретно. Вот вы назвали только одну конкретную вещь: ВЦИОМ. Центр изучения общественного мнения был свободным, потом государство решило подмять его под себя, так как он давал не те результаты. Так?
— Да, точно! — воскликнул профессор.
— Вот вас как зовут?
— Марк.
— Марк?
— Марк.
— Марк! Но ВЦИОМ-то — государственная организация! И мы хотим, чтобы она была приватизирована. А ее сотрудники не хотят. Они хотят гарантированно получать зарплату!
Короче говоря, Марк с головой рухнул в эту яму. Владимир Путин торжествовал. Бедный профессор выбрал не самый удачный пример. Если бы он получше знал российскую специфику, он бы мог сказать, что Россия — страна, где порой государственные организации ведут себя как частные и наоборот. Но Марк мечтал только об одном: как бы поскорее отойти от этого микрофона и больше не позориться.
Владимир Путин тут же высказался и о спецслужбах («они не должны совать свой нос в гражданское общество, но должны стоять на страже государственных интересов». Так что и здесь есть «но»), и о приватизации («от передела собственности ущерба будет еще больше, чем от самой приватизации»).
На пресс-конференции после саммита Россия — ЕС в Брюсселе 11 ноября 2002 года ничто не предвещало беды. О Калининградской области говорили мало, удовлетворенно улыбаясь. Информация Кристины оказалась верной. Господин Расмуссен, председательствовавший и на пресс-конференции, комментируя итоги саммита, неожиданно перешел к проблемам Чечни. Это не было запланировано. То есть сразу надо сказать — он первый начал. Господин Расмуссен сказал, что проблему Чечни нельзя рассматривать как чисто террористическую. У нее должно быть политическое решение, должны быть соблюдены права человека. Особо он отметил, что надо срочно доставить в Чечню гуманитарную помощь.
Владимиру Путину все это явно не могло понравиться. Но он более или менее спокойно проинформировал о том, как российская сторона видит достигнутые договоренности, сказал, что с проблемой Калининграда остались экономические вопросы (то есть до сих пор не решено, будут жители области платить за транзитные документы или не будут). «Это, — сказал российский президент, — приемлемый для нас результат».
Потом датский премьер-министр долго оправдывался, отвечая на вопрос, как он допустил проведение чеченского конгресса в Копенгагене. В вопросе были совершенно конкретные претензии: почему конгресс проводили на грант одной из правительственных организаций Дании и почему визы участникам конгресса были выданы в рекордно короткие сроки. Господин Расмуссен туманно отвечал, что по Конституции Дании правительство должно защищать свободу слова и собраний. Говорил он как-то неуверенно и все время искоса поглядывал на господина Путина. Возможно, президент России почувствовал слабость и неуверенность датчанина. В этот момент и прозвучал ответный вопрос датского — как потом выяснилось, французского — журналиста. Он спросил, зачем российские войска используют в Чечне противопехотные мины и не думает ли господин Путин, что, искореняя терроризм в Чечне, он уничтожает народ Чечни. Не об этом ли человеке как о своем в зале говорили чеченцы на улице, подумал я.