У журналистов кремлевского пула иностранные корреспонденты на следующий день, уже в Осло, интересовались, чем, по их мнению, вызван такой резкий ответ. Ответить, честно говоря, было нечего. И тогда некоторые иностранцы выдвигали свою версию произошедшего. По ней выходило, что во всем виновата российская сторона. Дело в том, что вопросы про Чечню не были предусмотрены на этой пресс-конференции: было решено не портить праздничного настроения, вызванного тем, что ЕС и Россия наконец-то договорились по Калининграду. Но когда российский журналист нарушил договоренность и задал вопрос про Чечню датскому премьеру, все и началось.
Это похоже на правду. Впрочем, тут была одна тонкость: датский премьер не должен был вести пресс-конференцию. Эта честь могла принадлежать кому угодно — и Хавьеру Солане, и Романо Проди, сидевшим за столом на пресс-конференции. И о том, что не датчанин будет вести пресс-конференцию, тоже договорились, хотя еэсовцы почему-то не спешили давать обещание именно по данному пункту. А когда лидеры пришли на пресс-конференцию и датский премьер-министр дал слово Владимиру Путину, стало ясно, что именно эта договоренность не сработала. Тут-то посыпались и все остальные. С российской стороны сразу прозвучал вопрос в нескольких частях к датскому премьеру. Самым невинным пунктом был такой: чем Аслан Масхадов отличается от бен Ладена? (Была и первая часть вопроса, обращенная к Владимиру Путину: просьба прокомментировать итоги саммита. Но даже российский президент признался, что так заслушался второй частью, что совершенно забыл, о чем спросили его.)
Тут же, видимо, сработал запасной вариант и у еэсовцев: встал журналист «Ле Монд» и спросил Владимира Путина про уничтожение чеченского народа. А уж наш президент не обманул ничьих ожиданий и ответил так, что последняя фраза сразу стала претендовать на то, чтобы затмить знаменитое, но выработавшее свой пиаровский ресурс «мочить террористов в сортире».
Мне кажется, в последнее время Путин точно стал отходчив. Но для этого должно было пройти время. Это касается, мне кажется, и отношения к журналистам, и к коллегам по правительству, и к бизнесу. Это правильное слово: он именно отходчив. Я не сравниваю отходчивость с великодушием, это не синонимы.
Стал ли он более — или менее — великодушен? Да нет. Я думаю, он великодушен в той же степени, что и в начале своей карьеры на этом посту. Моя генеральная линия защиты (или нападения на Владимира Путина) состоит в том, что он вообще не изменился за все это время. Потому что в его возрасте человек не может меняться. И в моем, например, возрасте не может меняться. И вообще, после 5–7 лет не может меняться уже по большому счету.
Могут меняться какие-то частности. Могут возникать какие-то новые, сиюминутные, тактические идеи. Он может признать — хотя с Владимиром Путиным это сказать будет довольно самонадеянно — может даже признать свою ошибку. Правда, это очень, очень и очень редко у него бывает. Но принципиально измениться человек не может — а Владимир Путин тем более.
14 июля 2017 года президент России Владимир Путин приехал в Белгородскую область, встретился с бойцами стройотрядов и надолго задержался на Лебединском ГОКе, где встретился с рабочими, которым объяснил и про США, и про Украину, и про Россию, и прежде всего про них самих.
На окраине Белгорода студенты стройотрядов строили школу. Стену в коридоре шпатлевали Максим Михайлов и Диана Грудякина (последнее не казалось преувеличением).
— Сложное занятие? — переспросил меня Максим Михайлов. — Нет. Это же не землю копать!
Были некоторые волнения, связанные с маршрутом, по которому будет осматривать школу Владимир Путин. Я спрашивал, не подойдет ли он, например, сначала к стендам, выставленным на улице.
— Нет, — заверяли меня опытные люди. — Это строители поставили, подрядчики. Повествуют о развитии компании. Стенды сначала внутри стояли, но мы их, конечно, оттуда убрали. Но попытка у них была хорошая.
К стендам Владимир Путин не подошел. Он подошел к группе студентов, сбившихся в отряд. Екатерина Красикова, в меру розовощекий командир Центрального штаба российских студенческих отрядов, рассказывала президенту, каким задором пылают молодые ребята, попавшие в стройотряд.
— А вы уже немолодая? — переспрашивал ее Владимир Путин.
Девушка держалась.
Президенту вежливо напоминали, что он в свое время в стройотряде получал звание плотника 4-го разряда.
— Почему получал? — уточнял Владимир Путин. — Получил.
И его просили, чтобы для бойцов стройотрядов, как в его время, обучение для получения рабочей специальности было бесплатным, а не как сейчас.
— Сделаем, — коротко, но после долгого раздумья отвечал Владимир Путин.
И рассказывал про непростую, прямо сказать, серую схему получения такой специальности в его время. Схема, впрочем, представлялась убедительной. Как мне казалось, грех было ею не воспользоваться.