«Последний вопрос – это уже не для меня, а для присяжных», - подумал я и не ошибся.
- Почему вы не можете назвать нам того, кто вам принёс браунинг? Это был ваш друг или…
Прокурор выдержал годами отрепетированную паузу:
- Подруга?
Скулы свело, в слюне появился медный привкус. Вот уже в который раз я упускаю своё спасение.
В окно заглянуло солнце, и я увидел, как много в зале пыли. Её частички витали в воздухе, сквозняком уносились прочь, и кто-то незримый, сидя на пылинке тоже мечтал о семейном счастье.
- Не могу, потому что не хочу, - буркнул я и замолк.
Прокурор поднял седую бровь и многозначительно посмотрел на присяжных. Дюжина мужских и женских лиц, от равнодушно-скучающих до любопытно заинтересованных, смотрели на меня разноцветьем глаз. А мне было плевать, плевать, плевать! Только бы ещё раз увидеть её…
- У вас всё? – уточнил у прокурора судья.
- Пока всё, ваша честь, - ответил тот.
- У стороны защиты вопросы к обвиняемому есть? – обратился судья к моему адвокату.
Тот вопросительно посмотрел на меня, и я еле заметно помотал головой. Чем скорее опросят меня, тем раньше я увижу Заю. «Давай уже быстрее!» - торопил я мысленно судью.
Судья удивил.
- Вы и правда думали, Котов, что можете в одиночку победить Систему? Без рассуждений о том, плохая она или хорошая - любая, но государственная.
От неожиданного вопроса я оторопел и смотрел на судью в надежде понять: ему и правда интересен мой ответ или он снова играет на присяжных. Впрочем, с мыслями я собрался быстро, говорить умею не хуже, чем стрелять.
- Почему в одиночку? Автономы не одиноки. Они лишь независимы друг от друга и, соответственно, от кураторов с Лубянки. А с общей идеей и без предводителей – потенциальных предателей – движение автономов практически непобедимо. Лишь бы оно было.
Я помолчал секунду и добавил:
- Сразу замечу, сам я не автоном и никогда им не был. Я сопереживающий им.
Судья хмыкнул:
- Ваше переживание за них, как я понял, выражалось в снабжении автономов оружием и взрывчаткой?
Я пожал плечами:
- Я не интересовался у клиентов их политическими взглядами.
- А вы не думали выражать своё несогласие как-то более цивилизованно, - вернулся судья к основной теме, - с помощью митингов или, например, партию бы создали, пришли бы к власти демократическим путём и никого не понадобилось бы убивать.
«Вот же заладил!» - подумал я, пытаясь поймать взгляд судьи. Но тот неотрывно делал пометки в груде бумаг, будто втихомолку решал кроссворд.
Но мне было и неважно его отношение к делу. Раз вместо трибуны – клетка, а в роли аудитории - присяжные, то я готов выступать и перед ними, да хоть перед самим чёртом!
- Во-первых, я никого не убивал, - не преминул для протокола заметить я. – Во-вторых, как известно, Гитлер пришёл к власти именно демократическим путём. Сегодня же на государство и власть имущих не влияют ни митинги – то бишь голословие толпы, ни взывание к их совести с площадей и трибун. Так же бесперспективно пытаться влиять на власть с помощью новых партий. В нашей Системе этот путь подобен игре с шулером за его столом с его же колодой краплёных карт. И это не просто моё мнение, это печальный опыт наивных молодых политиков, желающих изменить наше государство.
Принять нужное народу решение их может заставить только страх. Страх потери власти, свободы, а то и жизни. Вот в это слабое место и стоит бить тем, кто мечтает изменить мир.
Система - это не один дракон на вершине пирамиды, до которого пока и не добраться. Система - это и его слуги, его охрана, водители и повара. Это чиновники, силовики, работающие на власть журналисты – все те, кто так или иначе способствует укреплению авторитарного режим, планомерно замещающего русский народ инородцами.
И автономам не надо бегать по улицам за таджикскими дворниками. Им надо устраиваться поварами и водителями депутатов в Госдуму и мэрию, - выдохнул я, как на митинге.
Ладони вспотели, щёки горели – я мог бы и не останавливаться, но, похоже, я и так наговорил лишнего. В судебном зале повисла тишина. Я снова уставился в закрытую дверь, жалея о том, что мой взгляд не рентген.
Прокурор тихо пробормотал и был услышан всеми:
- Такие люди должны сидеть в тюрьмах до конца жизни, даже если они не убили и муху.
То ли от знакомого слова, то ли от родного волшебного запаха, долетевшего во мглу, но я проснулся.
Кубарем выкатившись из уха Кота и мгновенно забыв дурацкий сон, я тут же нырнул в прибой любимого аромата.
Мягкий восторг плёл моими лапами власяной узор. Я забылся и забыл. Мне не было дела до того, что Вика обнимала Кота и что-то ему шептала, ведь я знал, что я обнимаю её и нам с ней слова не нужны. Я вдохновлено создавал полотно тёплого счастья из её тела и переполнявших меня чувств.
Наша с Викой связь была эфемерна, как весенняя паутинка, и прочна, как её тонкая, но крепкая струна волос. Могла ли Вика поймать хоть каплю переживаний, сотрясающих моё нутро? Я махнул всеми лапами и не искал ответ, он мне был и не нужен. Я наслаждался мгновением, растянутым в вечность, и не желал большего.
У меня уже всё было.