Путёвые записки

Я медленно встал, прислушался к ощущениям. Привычно. В первое дни после задержания пришлось и правда туго и физически, и морально. Следак, гнида не давал передохнуть и часа. В кабинетах или пакет на голову с шокером в брюхо да дубинкой по хребту, либо фотки Заи в бикини и без, что нащёлкали они на нашей хате. Врубали проектор, собирались всем отделом, меня в передний ряд, только что попкорна не хватало. Я же мечтал о шокере и дубинке… Надо же было мне так лохануться, снять уже «заряженную» квартиру. Прослушка, видео – всё у них теперь есть о нашей с Заей жизни, качественно пасли чекисты.

А вернёшься в камеру Лефортово – там ваххабиты, да стукачи, как этот Чиж.

«Признай вину, да признай!» - завели одну пластинку, спаса нет. Хрен им с маком на постном масле, как говорит Зая, а не мои признания. Тем более, я к этой «мокрухе» адвоката с журналюгой, ну ни коим боком! На фиг мне чужое дело, даже если их и наш братишка коцнул. Тот уже за бугром, ищи-свищи, а повесить трупы надо хоть на кого-то. Лучшего, чем я кандидата и не найти. Заю только жалко…

Справившись со слабостью и восстановив дыхание, я подошёл к двери, загремел по ней кулаком и заорал:

- Старшой, пусти в туалет, дай умыться! Суд скоро!

Послышался приближающийся звон ключей и голос из-за двери спросил:

- На людей кидаться будешь?

- Где ты людей тут увидел? – усмехнулся я. – Ты да я, да мы с тобой.

- Я ухожу, - пригрозили из-за двери.

- Постой, начальник, - заволновался я, - да на кой они мне. Сам же знаешь, я спокойный, если меня не провоцировать.

Замок отщёлкал пару оборотов и дверь открылась ровно на столько, чтобы в неё просунуть обе руки.

- Ага, спокойный, - пробурчал охранник, - видели недавно. Давай руки, нацист херов!

- Я не нацист, я - националист, - в стотысячный раз терпеливо поправил я.

На запястьях щёлкнули наручники и дверь распахнулась.

Улыбаясь, но не теряя бдительности на пороге стоял капитан. Позади него хмурился, делал грозный вид молодой «летёха». Вдаль уходил перспективой длинный коридор с железными дверями камер. Где-то там, за одной из них страдает Зая – держись, милая!

- Что в профиль, что в анфас – один ананас! – хохотнул офицер. – Дуй в конец коридора и направо, умойся там, а то как алкаш после запоя.

- Я не пью, - ответил я и посмотрел на наручники. – В браслетах что ли?

- Ты скажи спасибо, что мы вообще пошли навстречу, - деланно возмутился капитан.

– Давай, иди уже, справишься!

- Спасибо, - буркнул я и пошёл в туалет.

Лейтенант увязался за мной, дверь закрыть не дал, смотрел и как я моюсь, и как мочусь. Назло ему пёрднул громовым раскатом.

Часа через три я уже стоял в клетке судебного зала и, не обращая внимание на шубуршание присяжных, бубнёж прокурора, клёкот судьи под золотым гербом, смотрел и смотрел на входную дверь, звал, кричал, молил, лишь бы увидеть её.

Мне пока везло, все прошлые судебные допросы мы провели вместе, бок о бок и никогда я так не любил её, как в эти краткие моменты для всех сомнительного счастья. Для всех, но не для нас…

Ещё не так давно я проводил рядом с Заей, бывало, сутки напролёт и расставался с ней по утрам или вечерам, зачастую с облегчением. Баба рядом – это слюни и сплошное «сю-сю». Расслабляет! Затягивает в семейное болото и усыпляет бдительность. В нашей войне это уже, считай, проигрыш. Сколько раз я порывался не возвращаться к ней? Погоревала бы, позлилась, но сейчас была бы на свободе. Но никогда я так не мечтал увидеть Заю, как сейчас.

- Котов!

Удар деревянного судейского молотка оборвал сладкопечальные мысли, и я повернулся к судье.

- До вас не достучаться, Котов! – возмущался судья. – Вы на вопросы сегодня отвечать собираетесь или мы продолжаем без вас?

«По голове себе постучи», - усмехнулся я, но сдержался и промолчал. Размер срока, возможно, всё же зависит от судьи, не стоит без надобности усложнять и так обречённое положение.

С больным, словно туберкулёзным румянцем на сером лице и зачёсанными над плешью волосами, мужик в судейской мантии совсем не походил на того властителя судеб, чей образ нам навязали телесериалы про строгий, но справедливый и неподкупный суд. Под перекрестьем взглядов всепривычных адвокатов, желчного прокурора, любопытных свидетелей и смущённых лжесвидетелей, скучающих присяжных и питающих надежду молитвами обвиняемых, судья ковырялся в бумагах на столе, делал какие-то пометки, возможно о делах домашних и ждал конца очередного, навязанного ему начальником фарса. Мешки под усталыми глазами, ускользающий взгляд, еле сдерживаемые зевки – всё указывало на то, что и для него эта работа не всегда в радость.

- Повторите вопрос, ваша честь! – попросил я, всем своим видом стараясь выразить снисходительность ко всему на свете.

- Вопросы сейчас задаёт сторона обвинения, - тяжело сказал судья и кивнул прокурору. - Продолжайте!

Седой, с квадратной челюстью, крепкий как старый дуб прокурор на миг заглянул в протокол, скривил губы и, резко вздёрнув голову, пронзил меня буравчиками стальных глаз. В небесно-синем кителе он был неотразим.

- Вы целились перед выстрелом? – с места рванул он.