Путёвые записки

Шум человеческих голосов постепенно затих, свет стал нежно мрачен и, когда я наконец-то смог оторваться от затылка избранной, то с удивлением обнаружил свой дом, куда меня принесла Вика.

Проведя рукой по волосам, она громко выразила восхищение творчеством беспокойного сердца и с энергией голодной сколопендры принялась раскидывать по стенам плоды моих желёз. С куском паутины улетел под лавку и я.

Пока я добирался в хозяйский угол, проверив по пути переполненные ловушки, Вика привела себя в порядок, расчесалась и только после этого разразилась бранью:

- Какая гнида! Тварь! Змея!

«Не про меня», - порадовался я, услышав последнее, и повис рядом с ней, тлея от счастья.

- Сволочь, предатель, Иуда! – распалялась Вика и даже ударила кулачком в ладонь.

– На груди пригрели, тайны доверяли, из одной тарелки ели, а он…

Вика горько вздохнула, прищурилась и увидела меня.

- Ты представляешь, - обратилась она ко мне так, будто мы с ней и не расставались, - какой же паскудой оказался этот очкарик, дружок моего Кота. Уж сколько я говорила: шли его куда подальше, нет ему веры, по кабинетам шарится и с погонами общается, продаст ведь за медный пятак, но нет! Мужская дружба, честь, русский, помоги русскому! И что теперь? Помог же он нам, бес учёный. Такую фантастику сегодня наплёл в суде, аж жуть взяла! Мы были бы уже на воле, если бы не его ложь. Купил себе свободу, нас продав, Иудушка заумный… Будь ты проклят!

Не раз я чутко ловил потоки волн ярости и гнева, купался в тягучем прибое надежд и уворачивался от горьких струй тоски, что источала душа Вики, но ещё никогда я не видел, как она просто плачет. И вот сейчас, стоило Вике еле слышно, буквально одним дыханием прошептать: «…вот и всё…», как слёзы, больше не сдерживаемые её железной волей, хлынули навстречу моему вожделению.

«Соль! – восхитился я. – Её соль!»

Я скользнул к Вике, добрался к слезам, попробовал – это чудо. Чудо! Слёзы той, кого я так… жду, всегда жду.

Меня бил озноб и крутили судороги, ноги не держали, и я заваливался то на один, то на другой бок. Я уже знал, что боль и ненависть, горе и отчаяние - это соль, и сейчас я познал, что и любовь - соль.

Но почему она плачет? Кто рискнул довести её до такого горя? Утолив жажду и переполненный Викой, я ненавидел и был готов рвать того, кто довёл её до слёз. О, только попадись мне очкарик по имени Иуда!

Загремел стальной предвестник нашей разлуки. Вика достала платок и быстро утёрла слёзы. Встала со скамьи, пригладилась, дунула в мою сторону и, уже с улыбкой, сказала:

- Никто и никогда не увидит моих слёз. Это право есть только у Кота и вот теперь у тебя, мой милый Кози.

Что может быть больше счастья? Только печаль от «прощай»…

- Прощай, - тихо сказала Вика. - Думаю, мы уже не увидимся. Здесь им держать меня смысла больше нет. Скоро приговор.

Вика ушла. Я мелко дрожал, запоминая её дыхание и изливая соль.

Шло время, хлопала дверь, менялись гости и мухи. Я ждал. Нет, уже не Вику, её слова были пророчеством, и мы больше не виделись. Постепенно рассеялся её запах и память о вкусе её солёного сердца стала далёким полузабытым сном.

Я вернулся в привычный образ сверхсущества, сошедшего до суеты нелепого мира. Моя грандиозность звала меня прочь, но я не спешил. Я ждал. Долго, очень долго ждал.

И этот миг настал.

Передо мной стоял очкарик. Он стаскивал бесполезные стекляшки, протирал их, водружал назад и снова снимал. С прошлой встречи он сильно изменился: лицо потускнело и в душе бурей плескалась животная паника. Переминаясь с ноги на ногу, студент скрёбся в дверь и легонько скулил.

Мне не было нужды гадать о его роли в судьбах Заи и Кота – я всё знал. Неизвестность покрыта мраком лишь до той поры, пока я не заострю на ней своё внимание.

- Это как же так? – спросил студент у пустоты моего дома.

Чуть волнуясь, я спустился на очки гостя. Он схватил меня двумя пальцами так, что я чуть не отправился к Творцу раньше времени, но очкарик ослабил хватку и, сощурившись, стал разглядывать моё совершенное тело.

- Это как так-то? – повторил он и выдернул мне ногу.

Боль!

- Я сделал всё, что они хотели! – с надрывом крикнул студент.

- Я сказал всё, что они просили! Я подписал всё, что они придумали! Они! Обещали! Меня! Отпустить! – уже орал он, срывая себе голос и отрывая мне одну ногу за другой.

Яркая боль!

И я мечтал о величайшей боли – только так можно было стерпеть эту.

Мир лопнул в глазах, но и тогда я не закричал. Человек не достоин и звука от высших созданий.

Ноги кончались. Очкарик катал меня в ладони и, вскоре, сменил крик на бубнёж.

- Они обещали, как же так, ведь они мне обещали… Я сказал даже то, что они не просили, лишь бы сладкая парочка страдала всю жизнь, а для них обоих такой срок – это смерть.

Студент сжал и разжал кулак и, вдруг, заорал прямо в свою ладонь, в меня, в мои глаза:

- Меня обещали отпустить! Отпустить!

И тут, явно ошалев от ближайших перспектив, он обратился ко мне: