Путница

На меня в упор взглянули пронзительные синие глаза, полные невыносимой вины и раскаяния. Ох, спаси и сохрани, Двуединый! Чтобы мне никогда больше не видеть таких страшных глаз! Было там и упорство, вынуждающее делать совсем уж непотребные вещи. И пепел сожженных чувств. И мучительное раскаяние, холод приближающейся смерти. А еще – боль. Поразительно острая, невыносимая, рвущая на части боль, как бывает, когда ты сделал что-то такое, отчего лучше умереть, но не знать каждый день и каждый миг, что твоя вина неоспорима.

– Ты… – у меня на какое-то время даже дар речи пропал. – Да вы спятили, остроухие!

Бледные губы Беллри тронула слабая улыбка.

– Ты беспокоишься… это немного смягчает нашу боль. Но вина слишком велика, чтобы рассчитывать на прощение, а во искупление нам больше нечего предложить – только сайеши и свои жизни. Если они тебе нужны – возьми.

– Какое искупление?! – окончательно растерялась я. – За что?! За опрометчиво брошенные слова? За кривые стрелы, которые меня даже не поцарапали, или синяки, что я по вашей милости не успела получить? За ту перебранку по дороге, от которой ты потом еще три дня икал, вспоминая меня добрым словом? Вот вселенская трагедия!

– Для нас – да. Боюсь, Ширра был прав, когда хотел оборвать наше существование: мы оказались недостойными детьми леса. Зря ты его остановила.

– Ты совсем дурак, а?! – не на шутку разозлилась я. – Если вы так боитесь Ширру, могли бы просто подойти и сказать: «Прости, мы очень сожалеем», а не маяться дурью, как распоследние идиоты! Это что, так сложно – признать, что сглупили? Разве вас не учили элементарной вежливости?! Или присутствие скорра напрочь отшибло вам мозги?! А может, думаешь, что это я – идиотка? И не умею отличить простого дурака от законченного хама?!

Беллри несильно вздрогнул.

– Н-нет.

– Тогда чего ж мечешься, будто первый день на свете живешь? Или не знаешь, как решаются такие вопросы?!

– Я…

– Трис, они действительно не умеют извиняться, – странно кашлянул подъехавший с другой стороны повозки Рес. – Не злись: у них принято самому выбирать себе кару за совершенную ошибку. И если тот, кого задели, признает ее достойной, значит, виновный прощен, а проступок забыт. Так заведено.

– Мне все равно, что и как там у них принято! Мы в Приграничье! Тут живут люди и им подобные! И у нас принято поступать по-другому! Как разумные существа, а не ушастые снобы, которым больше заняться нечем, кроме самобичевания! Выбрали себе кару, недалекие при…

– Прости, Трис, – вдруг неслышно выдохнул Беллри, прервав мои возмущенные излияния на корню.

Яжек при этом непонятно кашлянул, старик на облучке тихо присвистнул, а вот Рес подавился какой-то фразой и ошарашенно уставился на ушастого приятеля, будто в первый раз увидел.

– Мы действительно очень виноваты.

Я ошеломленно моргнула.

Ого. Надо же, как быстро! Я-то думала, их с Шиаллом на аркане волочь придется, под пытками извинения выдавливать, а он, как оказалось, сам готов покаяться. Точнее, на все готов ради того, чтобы меня задобрить. Раньше бы морду воротил, губы кривил презрительно, а тут – бах, и все. Кажется, совсем дошел до «ручки», или я ничего не понимаю в людях. Но неужели Ширра их настолько напугал, что остроухие поступились даже своими обожаемыми принципами?!

– Прости, – немного смелее повторил эльф. – Этого больше не случится.

– Конечно нет, – проворчала я, слегка отойдя от шока. – Потому что в противном случае я вас больше жалеть не стану – так влуплю, что мало не покажется. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я сумею?

Беллри покачал головой, но в его потухших глазах загорелся слабый лучик надежды.

Так. Не знаю, в чем дело, но едва Ширра появится, все из него вытрясу, потому что ненормально это – раскаивающиеся эльфы! Совсем ненормально. Хоть и приятно, не скрою. Может, у них просто совесть взыграла и со временем из них все же получится что-то путное? Или Лех чего понарассказывал? Тогда обоих к стенке припру и зарублю к такой-то маме, если они мне все не выложат!

– Гм… ладно. Может, и извиню, – все еще с некоторым сомнением протянула я. – Все-таки не со зла это, а по причине дурного воспитания. Да и начальник ваш слегка огорчится, если вас вдруг не станет. Так что живите спокойно. Но прежде ответь на один вопрос: с чего это вы вдруг передумали на меня злиться? Все-таки Ширра подсказал?

– Нет, – слабо улыбнулся эльф. – Я же сказал: он ни при чем.

– Тогда почему? Дело в лунном серебре? В моем риале?

– Не только.

– Ты не юли, остроухий, а то передумаю, и будешь потом всю оставшуюся жизнь ходить непрощенным. Что за тайны вы тут развели? В чем дело?

– В тебе, конечно. Разве не видно? – вздохнул Беллри, снова старательно отводя глаза. – В том, что ты здесь, одна, в таком странном виде и почти без защиты.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась я, кинув мимолетный взгляд на любопытные физиономии вокруг. – Вы что-то знаете?

Ну губах эльфа мелькнула и пропала странная улыбка.