– Все изменилось, Спрут. Все пошло не так.
– И что тут нового? Слушай, этот быстрый марш… я уже пару сапог сносил… но нужно кое-что сказать тебе. У адъюнкта особый нюх: думаю, она многое чует лучше тебя. Еще на баржах мы были близки к бегству. И еще до того, что случилось сегодня ночью, ты был одержим. – Он поскреб щетину на щеках. – Я пойду за тобой, Скрип, ты же знаешь. Я всегда буду прикрывать твою спину.
– Да забудь про меня, Спрут. Это молодым прикрывай спину, а не мне.
– Видишь много мертвых лиц, да?
– Я не провидец.
Спрут хмыкнул.
– Какой приятный день, ты даже не выпендриваешься. Ты всегда говорил: главное – твой взвод. Солдат, чей вонючий пот ты нюхаешь каждый проклятый день. Ты говорил: мы – семья. Сержант, ты заставляешь нас переживать.
Скрипач медленно поднялся, обхватив ладонями голову.
– Рыбалка, – произнес он.
– Чего?
– Там в глубине демон. С хитрыми глазами… и смотрит на наживку, понял? Просто смотрит. Быстрому Бену придется выступить. В конце концов. Они нужны нам, все нужны.
– Скрип, ты пьян.
– У тьмы есть край. Острый, самый черный лед – такой холодный, что и представить нельзя. Не сможешь. Вот мы всё тявкали и плясали, а теперь вернулся самый громадный волк. Игры кончены, Спрут.
– А что с адъюнктом? А, Скрипач?
Он поднял мутные красные глаза.
– Нету у нее ни шанса. Нижние боги, ни единого.
– Это и есть лагерь? Видимо, да. – Корабб посмотрел на спутников. На него смотрели три бессмысленных лица. – Весь в огнях, многовато для караван-сарая. Пошли.
Он повел их вниз по заросшему травой склону, отмахиваясь от мошкары, тучей окружавшей их.
– Не нужно было за кроликом бежать – тут потеряться нечего делать, я же говорил? Очень сложный рельеф. В этих долинах можно целую армию спрятать.
– Может, они так и поступили, – сказал Лизунец. – Корабб, ты об этом подумал? Может, они с нами играют.
– Целую армию Охотников за костями? Это бред.
– Кролик был большой, – сказала Молния.
– Это был вообще не кролик, – настаивал Лизунец. – Это был волк. У кроликов не бывает горящих глаз и окровавленной морды, и они не рычат.
– Кровавая морда была, потому что он тебя укусил, – указала Молния.
– Он прямо мимо меня проскочил – а кто бы не прыгнул, когда он так близко? Тут вообще-то темно. Но я и раньше прыгал на кроликов, так вот это – не кролик.
– Здесь звери совсем другие, – сказала Молния. – Мы все время слышим вой, но это могут быть и кролики, кто знает? Ты видел шкуры ящериц, которые продавали д’рхасы? Эти ящерицы еще больше тех, что мы видели с баржи. Такая может съесть лошадь.
– Так их и ловят на юге, один торговец рассказывал. На здоровенный крючок насаживают лошадь и бросают в реку…
– Ничего не получится, если не привязать к крюку веревку.
– Про это он не говорил, но похоже на правду.
Они приближались к морю огней… впрочем, поправил себя Корабб, не к морю. Скорее, к большому озеру. Но уж очень большому. Корабб обернулся на Смекалку, которая молчала; впрочем, она вообще говорила мало. А больше улыбалась – и разве не милая улыбка? Очень.
– А если кролика наживить, – сказал Лизунец, – то можно ловить волков.
– А если лошадь – поймаем очень большого волка, могу поспорить.
– Лошади у нас есть. Молния, это идея, прекрасная идея. Эй, Корабб, мы собираемся прыгнуть на громадную ящерицу, когда встретим. Ради шкурки. Участвуешь?
– Нет.
Раздался далекий вой, мрачно пронзив ночь.
– Слыхали? – спросил Лизунец. – Еще кролики; поглядывай по сторонам, Молния. И ты тоже, Смекалка.
– Больше похоже на лошадь на крючке, – пробормотала Молния.
Корабб остановился.
– Ну-ка прекратите, все. Я – тяжелый пехотинец Скрипа, так? Я не хуже вас. – Он показал на Смекалку. – Даже не вздумай подмигивать. Я полжизни ошибался в людях и дал себе слово больше не ошибаться. Так что я сохраняю спокойствие, но глаз не спускаю, ясно? Я тоже тяж. Так что прекращайте.
– Да мы просто прикалываемся, Корабб, – сказал Лизунец. – И ты с нами можешь.
– Я не по этой части. Все, давайте, достаточно натопались.
Они прошли еще шагов двадцать – и часовой рявкнул что-то из темноты по-летерийски.
– Худов дух, – прошипел Корабб. – Мы нашли-таки другую армию.
– Никто не спрячется от Охотников за костями, – нараспев произнесла Молния.
Корик стоял в темноте, в сотне шагов от ближайшего пикета. Его не отпускало одно воспоминание – он и сам не знал, настоящее или ложное. Дюжина юнцов, направленных копать траншею для латрины на маневрах гарнизонного подразделения. Сэтийцы и сэтийцы-полукровки, слишком юные, чтобы высчитывать – кто из них кто, чтобы презирать, завидовать и прочее.
Он был салагой, и друзья отправили его к огромному валуну в дальнем конце траншеи, где он пыхтел, потел – и проиграл. Покрывшиеся волдырями руки сражались с громадной киркой, он все утро пытался сдвинуть проклятый валун – а остальные поглядывали на него с подколками и смешками.