Пыль грез. Том 2

Пусть солнце согреет день.
Если свет содержит все цвета,
то посмотри на этот чистый союз
без всяких компромиссов.
Пройди камень и груз земли
с гривой, как у кота в засаде,
и ветер скользит шелковисто
и омывает завиток
твоего уверенного видения.
Пусть солнце согреет день,
защищенный от всех споров,
крепкий в святости мнения.
Цвет не обманывает,
и муть не скрывает мыслей
слиться с серыми массами в небе,
опускающем край горизонта,
где каждый шаг уравновешивается
с рождением дня.
Проснись навстречу теплому солнцу.
Оно знало другую любовь в прошлом
и украло все цвета
у вечных обещаний.
Только пыль пробуждается к жизни
в золотом свете утерянных сокровищ.
Не ищи нового,
ведь даже новое – старое
и основательно потрепанное.
Пусть солнце пробудит день.
Ты прежде шел по этому пути
среди охотников в траве
и катящихся любовников смерти,
венчающих каждое небо.
Армии преследовали неизвестного;
всадники поднялись на гребень.
Служанки и придворные ожидают
в идеальной тени будущего,
когда вернется то, что пропало.

«Баллада о раненой любви» Рыбак

– Это не просто, – сказал он, нахмурившись собственным мыслям, – но это в мире – то есть среди людей. В обществе, в культуре, в народе – в мире есть те, кто нападает, и те, кто защищается. У большинства из нас присутствует и то, и другое, но в общем каждый попадает в тот или иной лагерь – какой больше соответствует его натуре.

Ветер обдувал иссеченный камень. Пятна гуано, оставшиеся на темной, щербатой поверхности, напоминали старую стертую краску. От камней поднимался теплый запах – он накатывал и уносился с каждым порывом ветра. Однако солнце не уступало в этой битве, за что Риадд Элейс был благодарен.

Глаза Силкаса Руина были устремлены куда-то на северо-запад, а Риадду камень закрывал обзор в том направлении. Ему было любопытно, но он терпеливо ждал, когда Силкас продолжит, зная, как порой белокожему тисте анди трудно выразить свои мысли. И когда получалась долгая, подробно аргументированная речь, Риадд молча внимал. Ему было чему поучиться.

– И нельзя сказать, что агрессию проявляют только те, кто нападает, – продолжил Силкас. – Вовсе нет. Например, я, умело владея мечом, по большей части выступаю в защите. И делаю упор на ритм и контратаку – использую порыв атакующего, прямолинейность его намерения. И контратака, разумеется, тоже своего рода агрессия. Понимаешь различия?

Риадд кивнул.

– Думаю, да.

– У агрессии может быть много форм. Активная, пассивная, прямая, косвенная. Внезапная, как взрыв, или сдержанная, как долгая осада. Часто она не хочет ждать, а обрушивается на тебя со всех сторон. Если одна тактика не срабатывает, пробуешь другую – и так далее.

Улыбнувшись, Риадд сказал:

– Да. Я очень часто играл с детьми имассов. То, что ты описываешь, любой ребенок постигает от рук забияк и соперников.

– Прекрасно. Конечно, ты прав. Но учти: все это относится не только к периоду детства. То же самое продолжается и процветает и среди взрослых. Вот что следует понять: нападение атакующего – форма защиты. Это инстинктивный ответ на угрозу, реальную или воображаемую. Он может быть вызван отчаянием или привычкой; или тем и другим сразу – когда отчаяние становится образом жизни. За атакой прячется хрупкий человек.

Он замолчал, и Риадд понял, что Силкас предлагает ему поразмыслить над всем сказанным. И, возможно, определиться самому. Нападающий он или защитник? Доводилось быть и тем, и этим, а еще бывало, что он нападал, когда следовало защищаться; бывало и наоборот. Я не знаю, кто я из них. Пока не знаю. Но, кажется, ясно одно: когда я чувствую угрозу, я атакую.