Пылающие комнаты (ЛП)

- Неправильно закрыл, - говорит Джастин. Брайан оборачивается к нему, и он поясняет. - Нужно перевернуть донышком верх, иначе сработает гребанный детский замок.

Губы Брайана трогает ленивая усмешка, в уголке рта показывается кончик языка. Вскинув брови, он отступает на полшага назад.

Джастин закатывает глаза.

- Да-да, оборжаться можно, я не могу сам открыть детский замок, - на самом деле ему тоже хочется усмехнуться в ответ, но вместо этого он показывает Брайану фак. – А ты, как я вижу, все такой же мудак.

Джастин отводит взгляд, не желая проверять, правильно ли Брайан закрыл пузырек.

- У тебя колес больше, чем у моего дилера, - замечает тот. – Сколько берешь за Ативан?

Джастин принимается перебирать пузырьки и упаковки таблеток.

- Валиум – двадцать баксов, Сома – тридцать. Ативан, - он ухмыляется, - бесценное сокровище.

- А я хорошо тебя обучил.

Брайан отвешивает ему шутливый поклон.

Стиснув зубы, Джастин отворачивается и думает про себя – не надо, не надо, не оглядывайся назад.

Потом он все же снова поворачивается к Брайану лицом и понимает, что тот пристально смотрит на него.

Длится это секунду, ну, может, пять секунд, но ощущение такое, будто успевает пройти целый день. Будто Брайан целый день разглядывает его, наблюдает, ждет, пытается рассмотреть что-то незаметное, едва мелькнувшее и тут же скрывшееся глубоко внутри, уверенный, что оно все же покажется.

Но, судя по тому, как сужаются его глаза и поджимаются губы, он так ничего и не находит.

Тогда он фыркает, так ничего и не сказав и не объяснив.

Джастин протягивает ему контейнер с лекарствами и предлагает:

- Бери, что хочешь.

Все так же не отрывая от него взгляда, Брайан высыпает себе на ладонь две таблетки Ативана. Затем открывает другой пузырек – едва взглянув на этикетку – и вытряхивает из него еще три таблетки. Достает следующий – это, кажется, Валиум – из него вынимает одну, но потом, подумав пару секунд, добавляет вторую. И, наконец, закрывает все три пузырька, по очереди переворачивая их донышками вверх.

Потом он уходит. Не прощается, просто сует горсть таблеток в карман и разворачивается на каблуках.

Ну вот, Джастин же говорил.

Каждый прячет в кармане что-то свое.

***

Тем вечером Джастин опаздывает на работу. Начальник у него – тот еще гондон. Джастин объясняет, что у него умер член семьи, а тот все равно говорит:

- Берешь этих на работу – и вот результат.

Джастин точно не знает, что он подразумевает под слово «этих». Каких – этих? Молодых? Людей с ограниченными возможностями? Может, педиков?

Билетная касса кинотеатра «Либерти» выглядит точно так же, как и всегда, - маленькая, стерильно-чистая, надежно отгороженная от внешнего мира. Джастин отпускает Шелли, свою сменщицу, – та на два года его моложе и, по всей видимости, до смерти его боится – и занимает место за стойкой.

А затем проговаривает в микрофон цены, просовывает в узкую щель билеты и без необходимости никому не смотрит в глаза. На рабочем пульте у него только четыре кнопки (утренний сеанс/вечерний сеанс/детский билет/взрослый билет), а с ними можно справиться и одной рукой. Здесь Джастин в безопасности – он один, а от всех остальных его защищает стекло в дюйм толщиной.

Нигде в мире он не чувствует себя счастливее.

***

Похороны назначены на пятницу. За Джастином заезжает мать, над задним сидением ее машины болтается его костюм, тщательно упакованный в прозрачный пластиковый пакет из химчистки. Она не говорит ему, что он не обязан ехать. Знает, наверное, что он только огрызнется и попросит от него отстать.

Вместо этого она сообщает:

- Брайан в городе.

И Джастин точно знает, что она ждет от него какой-то реакции, потому что все теперь только и делают, что ждут от него какой-то реакции. Ждут от него…

Честно сказать, он понятия не имеет, чего именно.

Было время – несколько лет назад, когда все это только случилось – когда Джастин злился. Ну как – это еще мягко говоря. Он был в ярости, он охуенно злился на все и на всех – и в особенности на Брайана. И не боялся демонстрировать это более или менее регулярно. Впоследствии он не мог вспомнить, как громил свою комнату, отталкивал мать и до синяков лупил себя по голове. Что ему запоминалось – так это остававшиеся после таких вспышек разрушения, боль и острое чувство разочарования. Больше он такого не вытворяет. Это слишком утомительно, у него не хватает энергии на то, чтобы испытывать подобные эмоции. Но иногда…

Иногда он задумывается – а что, если другие хотели бы, чтобы он оставался таким, как в то время? Чтобы был чуть менее апатичным?

Впрочем, нет, с мамой все иначе. Она ничего в нем не ищет, не ждет от него каких-то определенных реакций. Она просто надеется. Порой ему кажется – если взглянуть на нее украдкой, можно успеть увидеть, как она молится – Пожалуйста, пусть он хоть как-нибудь отреагирует! Улыбнется, нахмурится – хоть как-нибудь.

Джастин говорит:

- Ага.

И притворяется, будто не замечает ее разочарования. Он уже пытался. До появления в его жизни Итана он просто имитировал эмоции. Но теперь он знает, что притворяться можно только до определенного предела.

***