Пылающие комнаты (ЛП)

Джастин ловит ртом воздух. Восемьсот… восемьсот… И внезапно ощущает запах – лосьона после бритья, кондиционера для белья, Брайана… Челюсть ноет, шею ломит от напряжения, в кончиках онемевших пальцев покалывает.

Он виснет на Брайане, вжимается виском ему в плечо, и рука, стискивающая его плечи, наконец, ослабляет хватку. Джастин прерывисто дышит, уткнувшись лицом в Брайанов пиджак, в плотную, шершавую ткань, влажно всхлипывает, моргает и чувствует влагу на щеках.

Их грудные клетки тяжело вздымаются.

Постепенно он начинает различать очертания и звуки, и трепет дыхания на его волосах. Пальцы Брайана перебирают пряди, губы касаются макушки.

- Все хорошо.

Ласка, замаскированная под раздражение.

Моргнув, Джастин начинает различать лица людей, столпившихся в боковом проходе. Их там слишком много, всех и не рассмотришь. Мать испуганно таращит глаза. Деб, Линдси, Бен, Эммет…

Он вздрагивает, с трудом отцепляет руку от Брайанова пиджака, вытирает щеки. Движения выходят резкие, рваные. Джастин жадно глотает воздух и отпускает себя, позволяет себе дрожать, ощущать запахи, видеть, слышать, дышать.

Позволяет Брайану к нему прикасаться.

- Все хорошо, - рот словно покрыт изнутри наждачной бумагой, голос выходит резкий, отрывистый, неловкий, скрипучий.

Общий вдох облегчения чувствуется, кажется, всей кожей.

Наконец, они начинают расходиться, отступают один за другим, переживая некую смесь шока и досады. Джастинова мать садится прямо за ними. И вот в проходе остается только Деб.

- Ты не мог, конечно, как нормальный человек просто принести ему гребанные цветы, верно?

***

Церемония очень красивая.

Ну, наверное.

Джастин вообще-то точно не знает, потому что Брайан продолжает перебирать его волосы. Пока идет служба, он дважды вздыхает, один раз откашливается и один раз закидывает ногу на ногу. А еще он теплый, надежный, и пахнет от него восхитительно и до сих пор знакомо.

Джастин засыпает прямо вот так, привалившись головой к Брайанову плечу. Рука Брайана обвивает его шею, а пальцы сначала ерошат волосы, а потом добираются до кожи головы и принимаются аккуратно надавливать, массировать, успокаивать.

Джастин не знает, сколько проходит времени. В голове шумит – но не то чтобы неприятно. Так бывает, когда впервые затягиваешься сигаретой или слишком надолго задерживаешь дыхание. Все зудит. Шея, запястья, коленки, мышцы, которые он давно уже не задействовал.

Когда он просыпается, вокруг темно. В часовне пусто, а пальцы Брайана все еще перебирают его волосы.

И вдруг резко замирают.

- Джастин? – мама. - Мне пора идти.

Она стоит в футе от него, чуть наклонившись вперед, и смотрит большими глазами, в которых даже с такого расстояния читается вопрос.

- Хорошо.

Шепотом, чтобы не разрушить что-то слишком непрочное, слишком хрупкое. Не двигайся слишком быстро, не говори слишком громко - еще спугнешь.

Она улыбается, но в глазах ее теперь мелькает сомнение - и страх.

- Я позвоню.

Она кивает.

Когда она уходит, пальцы Брайана снова приходят в движение – просто легонько поглаживают, нежно и неторопливо.

- Хочешь уйти? – спрашивает он.

- Нет, - быстро отвечает Джастин.

Прижимается теснее и вдыхает запах ткани, что трется о его щеку.

Пальцы Брайана продолжают двигаться.

***

И все же навечно тут не останешься. Приходят уборщики и начинают собирать цветы и венки, протирать скамьи, мыть пол. Часовня закрывается, и Джастин поворачивает голову, утыкается лицом Брайану в плечо, нюхает, вздыхает и решает про себя, что пусть лучше Брайан разрушает это их единение.

Брайан не раз причинял ему боль – прогонял, отвергал, отталкивал, давал обидные прозвища, никогда не делал выбор в его пользу – так, снисходил, если не подворачивалось ничего получше. А потом вообще уехал и не позвал Джастина с собой, только велел на прощание идти вперед и не оглядываться. И сам тоже не оглядывался – он так ни разу и не приехал, ни когда Джастин был в больнице, при смерти, ни когда его, наконец, выписали домой. И все же то, что Брайан проделывает сейчас, оказывается больнее всего.

Сейчас он встает, разом разрушая все установившиеся между ними формы контакта, одергивает пиджак, разглаживает морщинки на ткани и потягивается.

И это ужасно больно. А ведь на этот раз Брайана даже и обвинить не в чем.

Джастин не жмется к нему, не вцепляется в руку, не виснет на локте. Просто идет вслед за Брайаном к машине, скрестив руки на груди, дрожа и стуча зубами.

- Ты пропустил похороны.

Брайан, закурив, широко разводит руками, словно бы говоря – вот он я, не нравится, не ешь.

- Думаю, Вику было бы на это насрать.

До дома Джастина они едут молча, как и в прошлый раз. Только сегодня Брайан не выходит вслед за ним из машины, даже двигателя не глушит.

В эту ночь Джастину снится худший кошмар за всю его жизнь.

Просыпается он от того, что падает на пол, валится на него ничком. И в первый момент не может даже понять, отчего ему так больно – от удара или от самого сна. Но затем боль охватывает всю щеку и расползается дальше, заполняя черепную коробку. И Джастин орет так, что слышат его, должно быть, все четырнадцать этажей.