Пылающий берег

— Тогда я попрошу вас еще об одной, последней услуге.

— Все, чего пожелаете, мадам.

— Прошу, никому не говорите о моих личных обстоятельствах, которые вы, возможно, заметили здесь.

Взгляд инженера на долю секунды скользнул к животу Сантэн.

— Благоразумие, мадам, далеко не последнее качество, какого требует моя профессия. Кроме того, я никогда не сделал бы ничего такого, что повредило бы моему другу.

— Хорошему другу, доктор Твентимен-Джонс! — заверила его Сантэн, протягивая ему правую руку.

— Очень хорошему другу, миссис Кортни, — согласился он, отвечая на рукопожатие.

На какой-то невероятный момент Сантэн показалось, что он вот-вот улыбнется. Но инженер взял себя в руки и повернулся к ожидавшему его грузовику.

Поездка в Виндхук и возвращение к лагерю Львиного Дерева заняли у шофера грузовика те же восемь дней, и Сантэн все это время снова и снова гадала, не слишком ли поздно она отправила письмо. Младенец внутри ее был огромен и настойчив. Он нетерпеливо рвался наружу, так что, когда Сантэн наконец услышала шум мотора приближавшихся машин, она ощутила бесконечное облегчение.

Из-за полотняного входа палатки она наблюдала за прибывшими. В первом грузовике ехал Лотар де ла Рей, и, как ни старалась Сантэн сдерживаться, ее пульс ускорился, когда она увидела выскочившую из кабины гибкую фигуру, высокую и элегантную, несмотря на пыль и жару долгой дороги.

Следующий путник, которому Лотар помог выйти, оказался сюрпризом для Сантэн. Это была монахиня бенедиктинского ордена, в накидке с капюшоном.

— Я же просила привезти кормилицу, а не монашку-сиделку! — рассерженно пробормотала Сантэн.

В кузове грузовика прибыли две молодые женщины племени нама, с золотисто-коричневой кожей и хорошенькими курносыми лицами. Они весело улыбались, каждая держала у бедра младенца, их тяжелые груди под дешевыми ситцевыми платьями набухли от молока, а их сходство между собой наводило на мысль, что они, скорее всего, сестры.

— А, вот это кормилицы, — сообразила Сантэн.

Но теперь, когда они приехали, эти темнокожие незнакомки другой расы, которым предстояло кормить ее дитя, Сантэн в первый раз ощутила укол горького сожаления из-за того, что должна была сделать.

Лотар подошел к ее палатке, держась отстраненно и замкнуто, и передал ей пачку писем, прежде чем представить монахиню.

— Это сестра Амелиана из госпиталя Святой Анны, — сообщил он. — Она родственница моей матери, кузина. Она опытная повитуха, но говорит только на немецком. Мы можем полностью на нее положиться.

Сухопарая белолицая сестра Амелиана распространяла вокруг себя запах сухих лепестков розы, а глаза у нее стали ледяными и неодобрительными, когда она посмотрела на Сантэн и что-то сказала Лотару.

— Она хочет осмотреть тебя, — перевел Лотар. — Я вернусь позже, обсудим работу, которую ты предлагаешь моей компании.

— Я ей не нравлюсь.

Сантэн ответила сестре Амелиане таким неприязненным взглядом, что Лотар слегка замялся, прежде чем пояснить:

— Она не одобряет нашу сделку. Вся ее жизнь посвящена рождению детей и заботе о них. Она не понимает, как ты можешь бросить собственного ребенка… и если честно, то и я тоже.

— Скажи ей, что она мне тоже не нравится, но пусть делает то, для чего приехала, и не берет на себя труд судить меня.

— Сантэн… — возразил было Лотар.

— Скажи ей! — потребовала Сантэн.

Лотар и сестра Амелиана быстро переговорили по-немецки, а затем он снова повернулся к Сантэн:

— Она говорит, что вы с ней друг друга понимаете. Вот и хорошо. Она приехала только ради ребенка. Что касается суждений, она оставляет это Небесному Отцу.

— Скажи ей тогда, чтобы занялась осмотром.

Когда сестра Амелиана все закончила и ушла, Сантэн прочитала письма. Одно было от Гарри Кортни, полное новостей из Теунис-крааля, а в конце прилагался чернильный отпечаток пальчика Шасы и собственная подпись Гарри с примечанием: «Майкл Кортни, его печать».

Пространное послание от Анны, написанное крупными неровными буквами, которые иногда трудно было разобрать, доставило Сантэн теплую радость.

Потом она сломала печать на письме Абрахама Абрахамса, последнем в пачке.