Жара с каждым днем становилась все более давящей, лето приближалось к убийственным дням конца ноября, и Сантэн не могла спать. Она лежала на своей койке, потея всю ночь, а утром с трудом выходила наружу, чувствуя себя измотанной, подавленной и одинокой. Она слишком много ела, это стало ее единственным утешением против скуки в эти длинные душные дни. У нее появилась настоящая страсть к жареным почкам с острой подливкой, и Темный Хендрик каждый день охотился, чтобы приносить ей свежую порцию.
Живот Сантэн увеличивался, ребенок становился огромным, так что Сантэн приходилось раздвигать колени, садясь, и он безжалостно колотил ее изнутри, брыкаясь и вертясь, как огромная рыбина на крючке. Сантэн стонала:
— Успокойся, маленькое чудовище… О боже, как мне хочется избавиться от тебя!
Наконец однажды днем, когда Сантэн уже почти отчаялась, Твентимен-Джонс появился на склоне скалы. Темный Хендрик заметил его и поспешил в палатку Сантэн, чтобы предупредить ее, поэтому она успела встать, ополоснуть лицо и сменить пропотевшую одежду.
Когда инженер широким шагом вошел в ворота частокола, она уже сидела за столом, пряча за ним гигантский живот, и не встала ему навстречу.
— Что ж, мадам, вот отчет для вас.
Он положил на стол перед Сантэн толстую папку.
Она развязала тесемки и открыла ее. Там лежали листы, заполненные аккуратным педантичным почерком: цифры, и числа, и слова, которых Сантэн никогда прежде не видела. Она медленно переворачивала страницы, а Твентимен-Джонс печально смотрел на нее. Как-то раз он даже покачал головой и как будто собрался что-то сказать, но вместо этого достал из нагрудного кармана носовой платок и шумно высморкался.
Сантэн наконец посмотрела на него.
— Простите, — прошептала она, — я ничего тут не поняла. Объясните мне!
— Буду краток, мадам. Я заложил сорок шесть шурфов, каждый на глубину в пятьдесят футов, с интервалом в шесть футов.
— Да, — кивнула Сантэн. — Но что вы нашли?
— Я обнаружил, что на глубине в тридцать пять футов на площади всей собственности залегает слой желтых кимберлитов.
У Сантэн закружилась голова, ее замутило. «Желтые кимберлиты» прозвучали для нее зловеще. Твентимен-Джонс сделал паузу и еще раз высморкался. Сантэн отчетливо видела, что ему не хочется произносить дальнейшие слова, которые могли навсегда убить ее надежды и мечты.
— Пожалуйста, продолжайте… — прошептала она.
— Под этим пластом мы наткнулись… — Голос инженера упал, он посмотрел на Сантэн так, словно его сердце болело за нее. — Мы наткнулись на голубой слой.
Сантэн вскинула руку к губам, и ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание.
— Голубой слой…
Это прозвучало еще хуже, чем «желтый»; ребенок тут же начал биться в ее животе, и отчаяние обрушилось на Сантэн, как поток ядовитой лавы.
«Все напрасно», — подумала она, уже не слушая, что еще говорит инженер.
— В классической формации трубки, конечно, обломочная порода лежит над более твердой сланцевой глиной…
— Значит, там нет никаких алмазов, — тихо произнесла Сантэн.
Инженер уставился на нее:
— Алмазы! Мадам, в среднем мы извлекли по двадцать шесть каратов на сотню поднятой породы.
— Я все равно не понимаю. — Сантэн довольно глупо качнула головой. — Что это значит? Что значит «сотня породы»?
— Сотня породы — это примерно восемьдесят тонн почвы.
— А что значит «двадцать шесть каратов»?
— Мадам, копи Ягерсфонтейн оцениваются в одиннадцать каратов на сотню породы, даже Весселтон имеет лишь шестнадцать каратов на сотню породы, а это богатейшие алмазные прииски в мире. Данное владение почти в два раза богаче.
— Получается, алмазы все-таки есть?
Сантэн во все глаза уставилась на инженера, а он достал из бокового кармана своей куртки несколько коричневых конвертов, связанных вместе бечевкой, и положил их перед ней на папку с отчетом.
— Только, пожалуйста, не смешивайте их, миссис Кортни, в конвертах камни из разных шурфов, и все они тщательно описаны.
Онемевшими, распухшими пальцами развязав бечевку, Сантэн открыла один конверт. И высыпала его содержимое на ладонь. Некоторые камешки были не крупнее горчичного зернышка, а один был размером с крупную горошину.
— Это алмазы? — снова спросила она, желая услышать подтверждение.
— Да, мадам, и в среднем удивительно хорошего качества.
Сантэн тупо смотрела на маленькую горку камешков на своей ладони; они казались мутными, маленькими и такими незаметными…
— Простите мне мою вольность, мадам, но могу ли я задать вам один вопрос? Конечно, вы можете и не отвечать на него.
Сантэн рассеянно кивнула.
— Вы член какого-то синдиката… у вас есть партнеры в этом предприятии?
Она качнула головой.
— Вы хотите сказать, что вы единственный владелец этой заявки? Что вы обнаружили эту трубку и застолбили ее исключительно за свой счет?
Сантэн кивнула.
— Тогда, — инженер мрачно покачал головой, — на этот момент, миссис Кортни, вы, видимо, одна из богатейших женщин во всем мире.
Твентимен-Джонс задержался в лагере у Львиного Дерева еще на три дня.