Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Отошла поодаль, на одеяло свое села да руки на груди важно сложила. Ничего, пусть сам попробует. А то привык баб стравливать, да над ними же насмехаться. Злыдень! Слава богам, чародеи не женятся — одной несчастной девкой меньше будет. Попадется ж ведь кому такое несчастье — век все на свете проклинать будет. И чего в нем, бесстыжем, Чернава только нашла. Вон какие глазища наглые, так и норовит посмеяться над добрым человеком.

Ладимир тем временем, ничуть моего гнева не замечая, опустился возле костра, что я так и не подожгла. Посмотрел на него внимательно. Будто заговорить с хворостом решил! А после рукой над трутом — сухой листвой, что я поджечь собиралась — провел.

— Как же… — я даже вскочила на ноги, чтоб лучше рассмотреть — трут мигом гореть занялся. Огонь живо поглотил его и перекинулся на хворост. — Да как же ты сделал такое?

Ладимир взглянул на меня будто бы сверху вниз (хоть это я над ним и стояла) и проговорил:

— А ты ж в дар мой не верила — вот смотри.

Видать впрямь он колдун. А я то думала — так, прикидывается, вид важный делает. И ведь понял же, что не верила. Ой и Ладимир! Остер на язык, а как силен! Это ж надо — пламя живое вызвать. Никак сам Ларьян его дланью своей коснулся и даром наградил.

В прошлый раз-то он лишь угасающий огонь поднял, а сейчас — из ничего произвел. Не было огня и вот он! Чудеса!

— Ну чего ж перепугалась, лисица?

Я только головой мотнула.

— И не испугалась я. Не каждый ведь день перед глазами моими огонь вызывают. И мог бы сразу сказать, а то заставил мучиться!

Косу назад отбросила, отвернулась. Пусть знает, что не боюсь его.

— Тебе скажи! Я уж думал, кремень расколется.

— Да ну тебя, — сказала и стала котомку с едой, что Заряна в дорогу дала, разбираться. Чего с ним спорить зазря? Одно не переговорю.

Пока я на ужин собиралась, а Ладимир все в пламя свое колдовское смотрел. Вдруг, откуда не возьмись, я скрип телеги услышала. Да так ясно, что мороз по коже прошелся. Откуда здесь телега — вон уж темно кругом. А после голоса — мужские да женские.

— Ладимир…

— Тихо ты, — отмахнулся он. — Путники это. Точь-в-точь как мы с тобой.

— А, если… — не успела я договорить.

— «А, если», Вёльма, то не заметят нас.

Не зря же он нож тот в землю воткнул.

Обереги нас от худого, Славша-странник…

Видать колесо у той телеги совсем худое было. Через минуту я уж уши заткнуть хотела — до того ж противно скрипит. А ездокам ничего!

Пропело свою невыносимую песню и выкатилось на поляну вместе со всей телегой, двумя худыми клячами, да четырьмя седоками.

— Тпру! — крикнул мужик, что на облучке сидел. — Стойте, заразы тощие!

Лошади, ничуть не обидевшись, мирно встали. Привыкли, видать, уже к такому обращению.

Мы с Ладимиром поднялись и стали наблюдать, как пышная баба в белой рубахе стала с телеги слазить. Ее-то и в темноте любой разглядит.

— Ох, да что ж за напасть-то такая? — причитала она, а жалобный скрип только вторил. — Все ноженьки себе отсидела. Говорила ж тебе — тулуп возьми подстелить! — видать на мужика ругалась, а потом к нам обратилась: — Тихий вечер вам, люди добрые! Не пустите нас у огонька погреться. А то уже темно, а мы-то и заплутали…

— Отчего ж хороших людей не пустить? — ответил Ладимир, а я опасливо за его плечом стояла. — Вы кто такие будете?

— Так мы же… — начал было мужик.

— Мы на свадьбу едем, — опередила пышная баба. — К Родне, в Домину. Может, слыхали, село такое большое близ Трайты? Меня Румяной звать, а это, — словно нехотя в сторону мужика махнула, — муж мой, Стоян. С нами братец младший — Осьмуша, да дочурка наша — Забава.

— Ну что ж, — Ладимир миг подумал, — проходите к огню, всем места хватит.

Соседи наши шумными да сварливыми оказались. Раньше я все на Ладимира глядела, думала, вон несчастье чьё-то будет. Теперь вижу — несчастья они всякие бывают.

Румяна — шустрая бабенка. Глазки у нее маленькие да быстрые. И все-то она увидит, все-то она приметит, ко всему руку норовит приложить. А муж ее, Стоян, потише будет. Знай, себе на уме. Только уж больно много ругается.

— Ох, хорошо возле огонька посидеть, — вольготно раскинулась на старом, потерпевшем от времени, одеяле, Румяна. — А то целый день на кляче этой трястись, — кивнула в сторону телеги. — Никаких сил нет. Мы ведь в пути уж не первый день. Как выехали третьего дня, так и до сих пор…

Стоян, сидел рядом, пожевывая сочную зеленую травинку и молчал.

— А вы откуда будете? — спросила Румяна.

— А мы…

— Из Клапшины, — резко перебил Ладимир. — Родители вот послали нас с сестрой родню проведать. Весть пришла, что Белёна, старшая наша, двойню родила. Так и везем им привет да благословение.

Румяна на миг сощурилась.

— Вот смотрю на вас и диву даюсь — в кого ж такие разные уродились? Сестрица твоя уж совсем на тебя не похожа.

— Так с чего ж ей похожей быть, — продолжал вдохновенно врать колдун. — Мать моя родами померла, а отец на второй женился. У ней и волосы словно огонь и глаза будто трава скошенная. Сестра моя, Вёлька, как есть она.

Для пущей убедительности он почти ласково погладил меня по голове, а я едва сдержалась, чтоб гадливо не отвернуться.