Говорила и словам своим не верила! Как же сестра родная про брата своего такого секрета знать не будет? Ладимир будто угадал и проговорил:
— Вдруг у Осьмуши дар недавно открылся?
Я пожала плечами, не зная, что сказать.
— Есть один способ помешать ему обратиться.
Ладимир легонько прищурился, а я выжидающе на него посмотрела.
Дорога сегодня не в пример вчерашней была — шумная, людная. Со всех сторон голоса лились, ржание коней слышалось, рев волов, что повозку мельника тянули. Я, привыкшая к такому зрелищу — в Растопше частенько торговцы собирались — ничуть не дивилась. Будто дома оказалась снова.
Румяна все так же кляла своего мужа на чем свет стоит, дочка их, Забава, все смеялась, да с проезжающими парнями переглядывалась. Стоян женку свою сварливую все к ушедшей норовил послать. Та будто и не слышала, знай свое городила.
— Не ладно это, что народу столько, — негромко промолвил Ладимир, поравнявшись со мной.
Я натянула Миркины поводья, чтоб лошадка чуть тише пошла.
— Думаешь, Осьмуша обернется и нападет?
— Не дам я ему напасть, — ответил колдун, — да и обернуться не дам.
С опаской на него покосившись, я плечами пожала. Хоть и видела, как Ладимир пламя призвал, а все в его силу не верила.
— Вишь, как смотрит, — кивнул он в сторону обернувшегося Осьмуши.
Глаз у парня и вправду худой — у меня аж холодок по спине пробежался.
— Врага учуял.
— Ладимир, так если ж обернется, как он тебя найдет? Перевертыши память ведь теряют вместе с обликом.
— Правду говоришь, Вёльма. Только одного ты не примечаешь. Запах.
Я недоверчиво скривилась.
— Что ж он, вынюхивать тебя станет?
— Уже учуял, а после по следу пойдет. Враг я ему кровный.
— С чего ж ведунов они так не любят? — спросила я, наблюдая, как вихрастый крепкий парень, красуясь перед Забавой, гарцует на своем вороном коне. И так зайдет, и эдак. Благо, что Румяна не видит, а то бы так ему задала, что и коня б потерял и сам припустил до самой Трайты.
Ладимир задумчиво глядел оборотню в спину и жевал сочную ярко-зеленую травинку.
— Издавна повелось, что странники наши с детьми ушедшей воевали. Еще до прихода белардов так было.
— И как же вы воевали с ними? — спросила я, уже зная ответ.
— Ясно дело, как, — едва взглянул на меня Ладимир.
«Ясно дело…» — про себя повторила я.
И даже нехорошо как-то стало, будто внутри все захолодело. Я ведь тоже одна из тех, кого ушедшая в мир привела. Хоть и светлая бусина мне, заклинательнице, выпала, а все ж я от нее род веду, ее сила по венам моим течет, ее слова моя прабабка-жрица людям передавала.
— И что ж вы, странники, со всеми подряд так?
Колдун едва заметно повел бровью. Лицо его вдруг таким холодным и жестким сделалось, что страшно. Будто другой человек передо мной предстал — чужой, незнакомый.
— Со всеми, — и добавил: — Заклинателей, правда, редко встречали. Обычно они с нами заодно. Но уж если на ее сторону становятся…
Заметив, как я сжалась и даже в сторону подалась, чуть из седла не выпадая, Ладимир усмехнулся:
— Не трясись, Вёльма. Тебя, необученную, никто не тронет. Не вошла ты в силу еще.
— А если войду?
Он не ответил. Оно и ясно — врагом стану. Как Осьмуша несчастный.
Ох, помогите мне, Ларьян да дочь его, Вела-вещунья.
— Из каких же ты краев, Румяна? — спросила я, по-простецки улыбаясь.
Вот ввек бы с этой вреднющей бабой не говорила, да все Ладимир — иди, мол, разговори ее, попробуй узнать чего про Осьмушу, а я пока отъеду, к заклятию подготовлюсь.
Чего он там готовить собирался, я не знала. А только уже битый час жалобы да стенания Румяны по поводу неудачного замужества выслушивала. Хотя, глянула на мученическое лицо Стояна и подумала, кому из них больше не повезло-то?
— Да с западных земель мы приехали, из княжества Зарецкого. Родители наши уж померли давно — я у них третья была. Сестра моя старшая в Домине с мужем и детьми живет, а остальных наших братьев-сестер ушедшая забрала. Осьмушу вот черная хворь только и пощадила.
Перевертыш злобно зыркнул на меня и видно недоволен остался, что его сестра так разболталась.
Слушала я Румяну, да как-то и не верилось, что правду говорит. Черная хворь в Зарецком княжестве бывала — она там гостья частая. Мы все боялись, что до Беларды дойдет, но боги пощадили — прокатилась мимо.
И то, что люди будто мухи от хвори этой падают, я знала. Странным лишь то мне показалось, что Осьмуша выжил. Черная больше детей забирала, а годков пять назад он как раз малым ребенком был. Вспомнились мне слова Ладимира, мол, не болеют оборотни человечьими недугами.
— Горько это — родных терять, — ответила я. — Ладно ты сделала, что брата к себе забрала.
— А как же по-другому-то? — засмеялась Румяна. — Родная ведь кровь. Осьмуша у нас парень тихий, лишнего слова не скажет.
— Будет уже, — буркнул перевертыш.
— Ишь, засмущался, — ткнула его в бок Румяна.
— У тебя ж язык как помело, — спокойно протянул Стоян, глядя на дорогу. — Ты и упыря до смерти заговоришь.
— Ох, Ларьян-батюшка, обереги, — схватилась за сердце баба. — Все бы тебе средь дня нечисть поминать. Призовешь беду на наши головы.
— А я ее и так призвал, когда на тебе женился. Как есть нечисть!