Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Сказано ведь — не выбирают родню. Повезло же от крови темной жрицы родиться! Одно лишь не пойму, отчего ж я? В моем роду столько народу было и есть. Братьев и сестер у меня достаточно. Чего ж ушедшей я понадобилась? Чем приглянулась?

— Не старайся понять волю богов, Вёльма, — снова прочел Всеслав мои помыслы. — Никто не разумеет ее. Раз выбрала она тебя, значит, не зря. Ларьян-батюшка и сам, знать, решил, что выдержишь и отдал. Над долей горевать не след, прими и смиряйся.

— Согласна я да только… — запнулась даже. — Отчего ж мне одной только такое выпало?

— Не печалься, тебя боги любят. Вспомни о родне. Говорила ж про сестру. Сидит она у печи и света белого не видит, а пред тобой весь мир лежит — знай себе не упусти ничего.

Слова его сразу кольнули где-то внутри, вспомнился дед Ждан.

«С даром твоим весь мир пред тобою да только ты прислужница» — говорил. Прав был. Прислужница я.

Вспомнила и медальона с вещей птицей коснулась. Теперь уж навеки прислужница.

— Ладно, будет нам печалиться, — веселее заговорил Всеслав. — Раз наша ты теперь, учиться волшбе будешь. А завтра с утра со мной к просителям пойдешь.

— Как к просителям? — встрепенулась я. — Разве можно меня, неумеху, к народу пускать?

— А чего нет? Думаешь, чародеи всегда по теремам сидят и заклятья против супостатов плетут? Наша служба навроде дружины городской. И врагов бей, и охраняй, и людские дела решать успевай. Так что в седьмом часу чтоб здесь была, Вёльма, привыкай. Как посох в руки возьмешь, так и покоя тебе не видать.

— Приду, куда денусь.

— Вот и ладно. А теперь давай-ка я тебе про нити золотые расскажу.

— Что ж вы меня ей на поругание-то даете? — жаловался Тишка, елозя на стуле, стоящем посреди комнаты. — Она ж из меня жабу сделает.

— Будто ты квакать меньше станешь, — усмехнулась Варвара, расшивая очередной узор.

— Ох, ты злыдня колдовская, — погрозил ей кулаком шут. — Ишь, ведьма какая выискалась.

— А не замолкнешь, так я еще Вёльме помогу тебя жабой сделать, — отозвалась женщина.

— Тише вам! — прикрикнул Всеслав. — Не Дом Предсказаний, а базарный день развели! Ладно этот дурак, а ты-то чего, Варвара? Чай не девка ведь несмышленая!

— Ой ли? — засмеялась та. — Сам говорил, будто до старости далеко мне.

— С бабой спорить — ума не иметь, — отмахнулся заклинатель. — Вёльма, что видишь?

— Да что ж тут увидишь? — всплеснула руками я. — Этот вертится юлой, не посидит мирно.

— И что ж? Встретишь ты бешеного пса на улице — разве тот мирно стоять станет?

Я внимательней присмотрелась к Тишке, бормочущему какие-то ругательства в наш адрес. Сидит он, а вокруг будто чуть синеватое облако. Взмахнет шут рукой — оно в сторону подается, махнет другой — следом.

— Нить хоть видишь?

Я вгляделась внимательней. У самого сердца Тишки начиналась она и едва видна была. Вроде и есть, но не ухватишься да и не разглядишь по-человечески.

— Тонка очень и как ненастоящая.

— Ладно! — воскликнул Всеслав. — Поняла теперь?

— Поняла, — кивнула в ответ, продолжая рассматривать шута.

Всеслав поднялся и, опираясь на посох, подошел.

— Я эту нить такой же вижу. У зверей она яркая да длинная, а у людей едва различима. Над животными мы потому и властны, что можем за нее ухватиться и приказать, что следует. А чтобы человеком управлять, другая волшба нужна. Нить сперва разглядеть надобно, а уж потом хвататься за нее.

— Оттого и играют чародеи людьми, как куклами, за ниточку дергают? — не удержалась я от вопроса.

Помнится, в Растопше, одна девка решила заезжего купца приворожить. Пошла к одном старухе, а та ей древний рецепт дала. Купец после у ног девкиных валялся, каждое слово слушал, все желания исполнял. Узнала видать, как за нитку дергать. После, правда, купец узнал все — соседка разболтала. Взял да и бросил девку. И мало того, что бросил, так еще и стражникам сдал. Те, не будь глупы, забрали и горе-колдунью и старуху, что рецепт дала. Пусть, мол, в темнице посидят, одумаются. А купец к жене вернулся и долго потом волосы выдернутые отращивал.

— Запрещено нашим законом за нитку эту дергать, — ответил Всеслав. — Темную волшбу нельзя над человеком творить. А кто и решается подчинять, так расплатится дорого после. Боги не люди — видят больше нашего.

— Раз уж увидела она, позволь встать? — протянул Тишка тоненьким голоском.

— Неужто Вёльмы боишься?

— А чего ж не бояться? — шут даже пригнулся. — Силы в ней лихой много. Чуть не подумает и раздавит, рукой махнув.

Я невольно заулыбалась от такой похвалы. Дурак вещий, а все ж видит!

— Тут ты прав, Тиша. Ладно уж, ступай.

— Охохохонюшки! — шут вскочил со стула и кувыркнулся. — Омела — дивный цвет, омела дурманит…

Пропел и укатился кубарем прочь.

— А что это он про омелу все твердит? — нахмурился Всеслав.

— Почем мне знать? — лишь развела руками в ответ.

Какая такая омела? Ни слова про омелу не знаю!

* * *