Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Чародейка-луна освещает мой путь.
Я бреду вновь одна, не боюсь я свернуть.
Ночь висит над рекой, опускает туман.
Пахнет горькой травой, напускает дурман.
Я стою на траве и прохладна роса.
Слышу где-то вдали гомонят голоса.
Я пойду напрямик, срежу долю пути.
Мой избранник уж там, мимо мне не пройти.
Околдую тебя, очарую, родной,
И не выстоишь ты, будешь ты только мой.
Одним взглядом своим я тебя покорю,
Будешь верен мне ты, скажешь слово «люблю».
Будешь только моим — не отдам никому,
Будешь верить ты мне, как себе самому.
Знай же, чары мои посильней колдовства,
Будешь только со мной — вот и хватит. Слова…
Ночь прядет свою нить, я смотрю на тебя,
Знаю, ждал ты меня. Ждал, тоскуя, любя.

Ох, люблю же я песни такие, чтоб за душу брали! И слез сдержать не могу, как услышу!

— Ладно поешь, девонька, — баба, просившая о песне, сидела, вытирая глаза. — Возьми еще монетку.

Не слушала я раньше этой песни, а теперь уж навсегда запомню.

Холодок ночной уж по плечам моим крался и стало зябко. Шаль у Ладимира осталась. Не до нее было в хороводе-то.

— Нельзя тебе, лисица, песен слушать, — я обернулась на знакомый голос. — Чуть что сразу мокроту разводишь.

— Опять смеяться станешь? — чуть не обиделась в ответ.

— Куда уж! Вам, девкам, за песни и слова не скажи, сразу проклянете.

Ладимир набросил мне на плечи шаль.

— За полночь уже, Вёльма. Идем домой?

— Идем. Нагулялась я давно.

— Еще бы. Так отплясывала, что и не уследил. Едва нашел тебя.

— А Осьмуша где? — тут же оглянулась по сторонам.

— Домой твой перевертыш ненаглядный отправился. Напился меда и спать захотел.

Шли мы узкой тропкой через рощицу, что по берегу Марвы росла. Ночная волшба и впрямь каждого коснулась. Меж стволов дерев то и дело тени быстрые проносились да смех девичий слышался. Видать не одна мать завтра дочку ругать станет.

— Как плясать пошла, так и про меня забыла, а Осьмушу вон помнишь.

Я остановилась и, уперши руки в бока, взглянула на Ладимира. Костров вокруг столько было, что и здесь, в роще, видеть можно.

— Ох и язва же ты. Никак ревнуешь?

— А как тебя не ревновать? Чуть что, сразу парней хватаешь и в пляс.

Ладимир обнял меня за талию и привлек к себе.

— За тобой, лисица, глаз да глаз нужен.

— А за тобой ли не нужен? Девицы так и вьются. То в косу вцепится какая, а то и лицо располосовать грозится.

Ладимир громко рассмеялся.

— До сих пор что ли вспоминаешь?

— А как тут забыть? Чернава вон сказывала, что жениться на ней хотел.

Ладимир склонился ко мне. Близко-близко.

— Глупости то все. Забудь, что прежде было, не думай…

И поцеловал — горячо, крепко.

Прав он. Зачем былое вспоминать? Зачем кручиниться? Будто знала тогда, для чего с Чернавой дерусь. Победила ведь, мой он, а не ее.

По-иному будь — мужней женой стала б давно и не узнала, какая любовь на свете есть.

Шаль на землю полетела — найду ли в темноте?

Уж не ведаю, что нашло на меня — будто морок какой. Не слышала и не видела ничего. Обнимала Ладимира крепко, целовала, стук сердца слышала, тепло рук ощущала — и нет всего мира, только мы.

Очнулась лишь только как поняла, что ладонь его по голой ноге скользит, а сама я на траве, влажной от росы ночной лежу.

Не перепугалась, нет. Просто… выходит. Разве ж по-людски это? В лесу ночном, на земле голой. Да что я ему, девка подзаборная?

— Тише, Ладимир, тише…Что ж ты делаешь-то?

Оттолкнула его легонько.

Он как в себя пришел — глаза затуманились, дыхание горячее тяжелое. Держит меня, не отпускает.

— Ты чего, Вёльма? Больно сделал что ли?

Я, не отвечая, освободилась от кольца его рук, встала, одернула на себе платье, отряхнулась, шаль с земли подобрала.

— Идем домой, — и пошла по тропинке.

Ладимир следом бросился, остановил меня.

— Вёльма, стой! Случилось что?

— Не хочу я так, Ладимир. Что ж ты меня с гулящей девкой равняешь? Где встретил, там и твоей стала?

Пошла дальше молча. Ладимир следом.

Люблю я его, чего ж поделаешь теперь. На все готова, чтоб рядом быть, не задумываюсь ни о чем.

Не в том ведь дело, что о чести девичьей пекусь. Да и на кой мне она теперь? Сама путь выбрала. Знаю, что ни женой, ни матерью не буду. Только и могу радоваться тайным встречам, пока не видит никто.

Шли мы дальше молча. Ладимир все за руку держал, не отпускал ни на миг. А я уже успокоилась, думать стала будто повела себя как девка дурная, капризная. Могла бы и по-другому сказать.