— Уйдите. Это врачебная тайна, — сказал из-за фельд-шерского стола маленький болгарин, и — о, чудо французской Фемиды! — надзиратели послушно ретировались.
— Мсье, — начал Кристиан Давид. — Назовите мне такой счёт в любом банке мира, куда завтра же перечислят триста тысяч франков на ваше имя, — кстати, как вас там?
— Дино Динев, мсье.
— Принято. Напишите мне какой-нибудь диагноз, чтобы меня хотя бы выводили гулять.
— Я узнал вас, мсье Ле Бо, — ответил Дино. — Я напишу вам пиелонефрит — воспаление почек. Проверить это местными средствами нельзя, а выпускать на прогулку будут. Но денег с вас я не возьму. Просто приветствуйте меня на прогулках.
— Вы умный человек, мсье Динев, — сказал, секунду поразмыслив, Красавчик Серж.
Так и получилось. Кристиан Давид исправно выполнял условия сделки.
— Салю, Дино! — ревел он с верхнего прогулочного трапа, куда его отныне регулярно выводил конвой.
Через три месяца он отправился дальше по этапу. А через пару лет за отсутствием доказательств вины выпустили и Дино.
Но все два года он жил на острове королём. За обедом и ужином ему доставались лучшие куски, а об издёвках не было и речи.
— Мы не знаем, кто этот болгарин, — говорили урки, — но его приветствовал сам Ле Бо Серж.
И опять плёнка проматывается. До того момента, когда в «Останкино», как и по всей России, буря перемешала вывески — совсем по-андерсеновски. В нашей книге мы ещё вспомним этот сюжет.
91-й год. В кабинет главного редактора кинопрограмм тогда ещё ЦТ вселился новый человек. Он в жизни не имел отношения к кино иначе как зритель и как бывший секретарь парткома «Останкино».
Но одно дело вырабатывать нарекания, другое — телепродукт. Надо же чем-то забивать эфир. Точнее, мозги, взбудораженные начавшимся расслоением общества, неизбежного с наступлением капитализма, как учили Маркс и Ленин. Как указывал тот же источник, из всех искусств для нас важнейшим является кино.
А где его взять?
Старое не пойдёт, там на каждом километре плёнки коммунист на коммунисте коммунистом погоняет.
Новым сыт не будешь. Если бы не румяные гардемарины, удавиться с тоски от одних названий фильмов 91-го — «Волкодав», «Дура», «Изыди!» …Впору вслед за рязановскими бомжами улететь на небеса обетованные, — тоже 91-й, — да Господь паровоза не дал.
Самое разумное — купить что-нибудь голливудское вроде мелбруксовского «Жизнь — дерьмо», так Господь не дал и денег.
Опять, значит, каменный Штирлиц и пьяный Лукашин.
Вот в таких или подобных грустных размышлениях пребывал останкинский киноначальник, когда в дверь его кабинета постучалось счастье.
— Здравствуйте! Я Дино Динев. — сказало оно. — У меня к вам предложение.
Подмышкой у гостя оказались две с половиной сотни серий нового для «Останкино» жанра — мыльной оперы. Сериалы-то мы знали и раньше. Но «Сага о Форсайтах» и «Рабыня Изаура» — это всё-таки сначала книги.
Здесь же литературой не пахло.
Как следовало из просмотренной тут же первой кассеты, создатель продукта, а это был некто Пимштейн, на съёмках экономил каждое песо, как до революции его родители в Одессе каждую копейку. Львиная доля постановочных расходов, видимо, ушла на сооружение лестницы посреди дома зажиточного мексиканского архитектора.
Вокруг неё всё и крутилось.
Сначала у её подножья стояла брошенка, а сверху спускался сам архитектор. Потом сверху спускалась брошенка, а внизу лестницы её поджидал сын архитектора по имени Луис Альберто. Потом наступал черёд сына архитектора, внизу для разговора его поджидал папаша.
И так все двести сорок восемь серий — действия нет, только разговоры у лестницы в стилистике «Луис Альберто, закрой форточку, молю!». Правда, в одном из таких разговоров выясняется, что на голову брошенке в конце концов сваливается наследство, и теперь они с Луисом Альберто, а для целевой аудитории это одно слово, могут у лестницы говорить о женитьбе.
Но до этого момента избалованный Тарковским русский зритель может и не дотянуть.
— Они же меня сожрут, — так или примерно так сказал гостю новый Главредкино.
— Не сожрут. Поставьте это утром. Видеть будут одни старушки, а у них нет зубов, жрать им нечем. Зато отчитаетесь о работе, — так или примерно так ответил гость.
— Надо же платить?
— За что?
— Да вот хоть бы за озвучку.
— Не надо. Я уже всё озвучил русскими голосами у себя на студии в Софии, Болгария.
— За эфир?
— Не надо. Я просто подарю «Останкино» восемь серий. Понравится — купите остальные.
Так и получилось, что в ноябре 1991 года на наши бедные головы обрушился сериал «Богатые тоже плачут», а вслед за ним, как из бочки, полилось всё остальное. Льётся и по сей день.