Раб Петров

– Ох, пан… – Она стала отвечать на том же языке. – Вот сынок мой старший, болен сильно. Муж помер, живём с золовкою – там такие они строгие, ужас! Захворал сынок, всё кашлял-кашлял, кровью харкал – она и велела мне его брать, да из дому уносить на улицу, пока помрёт. Очень боится, как бы хворь эта на её деток не перекинулась.

– Понятно… – Андрей стиснул зубы.

Женщина смотрела печально, но спокойно: не рыдала, не вздыхала – видать, смирилась уже.

– Ещё-то дети есть у тебя?

– Дочка маленькая. Она, слава Богу, здорова, а вот старшенький… Жалко сыночка, да, видно уж такая воля Божья.

Женщина машинально закутала сына поплотнее. Тот, похоже, был уже без памяти.

– Дай-ка взгляну на него, – попросил Андрей.

– Пан – лекарь? – удивилась женщина.

– Не лекарь, а так – бывалый человек.

На лице собеседницы отразилось лёгкое разочарование, но она снова уселась на снег, развернула тряпьё, в которое был укутан ребёнок. Андрей взял мальчика за руку – он был в жару, исхудавший, с чёрными полукружьями под глазами… Внезапно тело ребёнка сотряс приступ кашля.

Андрей незаметно повернул перстень камнем внутрь, так, чтобы тот передавал свою силу мальчику напрямую… Может быть, ещё возможно помочь?

Но женщина вновь прижала ребёнка к себе – это был жест бесконечной усталости, без проблеска надежды.

– Поздно уже, скорей бы отмучаться. Идите домой, пан добрый, чего же на снегу-то сидеть…

Андрей подумал.

– Вот что, давай-ка я мальчика твоего к себе заберу – ведь он ещё живой! Пусть хотя бы в тепле полежит. Я ему снадобье дам, чтобы полегче было – а там, как Бог распорядится.

– Лекарь нам ещё третьего дня сказал, не жилец, мол. Стало быть, отмучаемся скоро, – слабо возразила женщина. – Да ведь зачем же вам беспокоиться?

– Затем, что нельзя с больным ребёнком на морозе быть! – Андрей овладел собой и сказал мягче: – Ты не тревожься, мне он будет не в тягость. Вот, возьми – он протянул ей горсть монет, – и ступай к дочери.

Женщина растерянно приняла деньги, сжала в кулаке.

– Да как же так, да за что же мне? – пробормотала она. – Спаси Бог, добрый пан, только…

– Ступай, ступай!

Женщина оглянулась на него ещё раз, перекрестила ребёнка, и побрела по заснеженной улице.

* * *

Больной ребёнок оказался совсем не тяжёлым: Андрей дошёл с ним до своего дома быстро, не прерывая чар изумруда. Он помнил, как умирала сестра Ядвига, как он боролся, отвоёвывая её у болезни и смерти. Тогда у него ничего не вышло; может, получится сейчас?

Мальчик задыхался и заходился в кашле… Жизнь пока теплилась в нём, но, судя по тому, что лихорадка не прекращалась, осталось ему и правда недолго. Андрей просидел над ним всю ночь, вливая и вливая силу и тепло изумрудов в измождённую грудь… Нет, похоже несчастная мать была права – не жилец. Вероятно, если бы не изумруды, ребёнка уже не было бы в живых.

«Ты не можешь сделать ей новое тело, Андрюс – в который уже раз припомнились ему слова Гинтаре. – Сила изумруда велика, но не безгранична».

Андрей посмотрел на мальчика – тот, как видно, уже сам устал бороться, не плакал, не жаловался, иногда поглядывал на незнакомого человека сухо блестящими глазами. Хотелось выть от бессилия. Хорош из него маг, победитель злых сил!

«Ты не можешь сделать новое тело…»

Внезапно Андрея взгляд упал на стоявший неподалёку верстак с инструментами: иногда, даже дома ему хотелось поработать изготовить какую-нибудь изящную штуку, вроде той самой кроншлотской крепости в миниатюре.

«Не могу?! Ещё как могу!»

Он работал ведь день и следующую ночь, стиснув зубы, приказав изумрудам поддержать жизнь ребёнка, чего бы это не стоило, пусть даже им придётся выпить силы своего хозяина до дна. Изумруды старались; Егорка же, давно привыкший к причудам барина, беспрекословно подчинялся распоряжениям. Андрей велел ему достать откуда ни на есть – хоть укради! – берёзовых поленьев, посуше, а после принести краски из чулана.

Тихон спокойно наблюдал за хозяином и ребёнком одновременно. Он лежал в ногах у мальчика, следил, чтобы камни работали исправно, и Андрею не пришлось отвлекаться.

* * *

Берёзовый мальчик получился как живой – потому, что своей неподвижностью почти не отличался от настоящего. Тот угасал, это было очевидно – но надо успеть, во что бы то ни стало! «Ещё, ещё!» – приказывал Андрей изумрудам. Егорка тоже был рядом, наготове.

Руки дрожали – от усталости, от страха перед собственной безумной затеей. Андрей глубоко вздохнул, покосился на изумруды: те вспыхивали мощно и ярко, но скоро и это будет впустую. Ребёнок был полностью измучен – не в силах даже пошевелить пальцами; его тоненькие, как у цыплёнка, рёбра едва колыхались.

Андрей оставил работу, наклонился к мальчику и взял его за руку.

– Тебя как зовут? – он постарался улыбнуться. – Прости, что раньше не спросил.

– Ивашкой зовут… дяденька… – прошептал мальчик.

Ивашкой! Имя отозвалось болезненным воспоминанием. Да хотя бы в память об убитом друге он должен это сделать!

– Вот и хорошо. Ты смотри на меня, Иван, не бойся ничего. Я возьму тебя за руку… вот так. Не слишком горячо?

– Только… чуточку…