Раб Петров

Потом… Потом он продолжал жить, как жил бы, если бы государь здравствовал до сих пор. Работал на строительстве Петербурга, кораблей. Собирал книги до тех пор, пока не понял, что пора открывать книжную лавку – и роль хозяина этой лавки ему страшно понравилось. Это была его обыденная человеческая жизнь.

Существовала ещё и другая – та, о которой не подозревал никто. Петербург по-прежнему оставался настоящим центром притяжения для всякого рода удивительных существ; скучать и сидеть без дела Хранителю было недосуг. Время от времени случались странные, а то и страшные происшествия. И тем не менее, кое с кем из опасных созданий Андрей Иванович вполне сумел найти общий язык – с помощью Тихона, разумеется. Кот всегда оставался преданным и неизменным другом. Единственным настоящим другом для него.

Тихон сидел на коленях у Лизы и внимательно прислушивался к разговору, щуря тёмно-зелёные глаза. При этих детях он не опасался принимать свой настоящий вид: в отличие от кухарки Андрея Ивановича Лукерьи они его совершенно не боялись.

– А скажите, господин Вортеп-Бар… – начал было Борис и замялся. – Ведь вы рассказали нам не всё. Далеко не всё!

А разве можно рассказать всё, что происходило с Петербургом и ним самим на протяжении почти двух столетий?

– Ну, а ты хочешь знать что-то конкретное, дружок? – подбодрил его Андрей Иванович.

– О, да! Например, про ваших слуг. Как получилось, что вашей книжной лавке прислуживают не люди, а…

Борис не договорил – в камине что-то жарко полыхнуло, затрещало; Тихон вскочил и зашипел, выгнув спину. Прямо из-за каминного экрана выпрыгнул маленький тщедушный человечек, одетый в неприметный костюм, с круглым лицом, крошечными глазками и носом, до смешного напоминавшим свиной пятачок. Это был Графский Проказник – как раз один из тех самых странных и неуживчивых жителей города, который, однако, считал нужным беспрекословно подчиняться Хранителю.

Проказник низко поклонился гостям, затем подбежал к Андрею Ивановичу и что-то зашептал ему на ухо; Лиза и её брат заметили, как изумруды на перстне Вортеп-Бара и его шпаги начали дружно перемигиваться ярко-алым светом, а их хозяин вздохнул и потянулся за шляпой и плащом. Ну вот… Хранитель снова кому-то безотлагательно понадобился: значит, на сегодня конец увлекательной беседе. Борис хмуро потупился.

– Боюсь, друзья мои, на сегодня мы должны расстаться. Брать вас в такие места, куда придётся идти сейчас, я пока не могу. Очень хотелось бы скорее вас увидеть и продолжить наши разговоры. Теперь же – покорнейше прошу извинить…

Борис вскочил; слово «пока», случайно вырвавшееся у Андрея Ивановича, заставило его сердце затрепетать. Сейчас пока нельзя, но когда-нибудь!..

– О, пожалуйста, не извиняйтесь, господин Вортеп-Бар! – воскликнул он. – Мы не задержим вас ни на минуту. Ведь никто не заменит вас в тех делах, которыми вам надо теперь заняться.

Андрей Иванович некоторое время пристально всматривался в его живое, выразительное лицо с тонким чертами. Определённо, когда-нибудь из этого мальчишки выйдет толк!

– Ты прав, дружок, – согласился он. – Надо!

* * *

*О знакомстве Андрея Ивановича с Борисом и Лизой, и их совместных приключениях можно прочитать здесь: https://author.today/reader/36947/282526

Приложение. Берёзовый мальчик, или история, которую Андрей Иванович расскажет в следующий раз

Хоронили императора… В эти дни Андрею казалось, что сам город застыл в молчаливом отчаянии. Стояла зима; из-за влажного воздуха переносить мороз было очень тяжело. В такую погоду ни один человек не хотел бы задерживаться подолгу на улицах.

Он возвращался домой в сумерках, усталый и замёрзший, однако благодарил судьбу, что может забыться в тяжёлой работе. Сидеть дома без дела, в компании лишь денщика и Тихона было бы совершенно невыносимо.

Андрей вздрогнул и едва не подскочил от неожиданности, заметив на снегу в шаге от себя человеческий силуэт. Изумруд вспыхнул: его хозяину показалось на миг, что это опять они, но он тотчас понял свою ошибку.

Перед ним сидела женщина, совсем молодая, она держала на коленях ребёнка лет шести-семи; тот либо спал, либо находился в забытьи. Женщина была одета очень скромно; Андрей разглядел тонкое пригожее личико, большие глаза, худые, впалые щёки. Губы её посинели от холода, на волосы, выбившиеся из-под платка, опускался и таял снег.

– Ты что же здесь сидишь, с ребёнком, разве можно в такой холод? Или идти некуда? – Андрей наклонился к ней, про себя велел изумруду направить на ребёнка поток тепла – потихонечку, чтоб незаметно было.

Женщина пугливо вскинула глаза; когда Андрей протянул ей руку, чтобы помочь подняться, покачала головой.

– Мы посидим покуда, добрый господин. Вы идите себе, а мы посидим. Уж недолго осталось.

Она говорила по-русски с акцентом, напомнившим ему о родине.

– Понимаешь меня? – спросил Андрей по-польски. – Что случилось?