Раб Петров

– Мне. Мне известно, – мрачно ответил Ивашка. – Батька мой, и братья, и вся родня твоего Петра Алексеевича не признавали, они царевну Софью за государыню держали, биться за неё готовы были. Ну, а я вот к нынешнему государю выслуживаться да кланяться не пойду.

Андрей хотел было возразить, но ледяные нотки в голосе Ивана ему не понравились. Какая-то нехорошая мысль подспудно зашевелилась в голове при упоминании царевны Софьи. Пётр Алексеевич считал единокровную сестрицу своим врагом, как и тех, кто стоял за ней: всё семейство Милославских, Василия Голицына, стрельцов…

Если родные Ивана, как полагал он, по милости царя, приняли мученическую смерть – отец с братьями после пыток оказались на виселице, а мать с малою сестрёнкой погибли от голода и холода, – то мог ли он задумать извести государя колдовством?

Андрей внимательно всмотрелся в лицо сидевшего напротив Ивашки. Твёрдые мужественные черты, обветренная кожа, прямой честный взгляд… Не удержался, глянул на перстень: тот спокойно переливался чистым, тёмно-зелёным светом. Андрей будто невзначай дотронулся до камня рукой – поверхность изумруда была прохладной. Значило ли это, что от Ивана не исходит никакой опасности, или всё-таки?..

Нет, не могло того быть. Нет.

Андрюс отогнал мучительные мысли, тем более скоро надо было одеваться понаряднее и собираться на опостылевшую ассамблею, во дворец Александра Даниловича Меншикова. Государь вернулся, но пока за мастером своим не посылал; значит, можно ещё провести некоторое время в праздности.

– Давай-ка пройдёмся, посмотрим, где корабль твой стоит. Сильно вас в море штормами-то трепало?

Уже перед уходом Андрей велел Тихону, если государь пришлёт за ним, тотчас дать знать. Помрачневший было Ивашка громко рассмеялся:

– Вот уж нечасто встречу дом, где заместо слуги коту поручения дают! Выходит, кот-то у тебя умнее прислуги?

– А то как же! – гордо отвечал Андрей. – И умней, и быстрей, да и вообще, он меня хоть на дне морском отыщет; какой же слуга этак стараться станет ради господина?

* * *

Во дворце губернатора празднество шло своим чередом. Приближённые царя и прочие гости прибывали сюда по воде и посуху, верхом, в каретах, на небольших яхтах, снабжённых шлюпками. Как и всегда, пили и ели много, шутили, танцевали, играл оркестр, в основном состоящий из иноземных музыкантов. К тому же и учитель Андрея по фехтованию, маэстро Сакконе, должен был петь в этот вечер.

Андрей, как и всегда, находился поближе к государю, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. На каждый праздник нужно было надевать парик, нарядный кафтан, кюлоты, башмаки со сверкающим пряжками – хотя сам император почти всегда выглядел скромно. Он не любил ярких цветов, и если не одевался в мундир Преображенского полка, то довольствовался простым, тёмным кафтаном из толстого сукна, шерстяными чулками и грубыми, стоптанными башмаками.

Меншиков же, напротив, выглядел настолько роскошно, насколько это подобало хозяину великолепного дома с его знаменитыми трапезами, где подавали иногда аж двести перемен кушаний, изготовленных французскими поварами, с изобилием посуды, золотой и из тонкого фарфора.

Правда Андрею было совсем не до того. Едва они расстались с Иваном, он вернулся домой и начал собираться. Неприятная слабость, преследовавшая его последние дни, всё чаще давала о себе знать. Он всем телом ощущал, как чуждые, отвратительные существа всё более и более скапливаются подле государя. Чтобы тот не подвергался атакам на своё душевное и телесное здоровье, Андрей, будучи рядом, старался направлять на него волшебство камня, не оставляя себе ничего… От этого он слабел; у него покуда не получалось распоряжаться возможностями изумруда так, чтобы не отдавать собственные силы. Государь, разумеется, замечал и благодарил; впрочем, во все потусторонние, магические дела он предпочитал не вникать, да и на ведьмин перстень всякий раз поглядывал с опаской.

Гостей становилось всё больше, а те, что прибыли давно, сделались уже изрядно пьяны. Андрюс внимательно следил за гостями, но ведь на месте предполагаемого злодея мог оказаться кто угодно: от денщика до повара или кучера. И вообще, с чего это он решил, что враг непременно присутствует нынче в доме Меншикова? Его могло здесь не быть и в помине! Ради чего злоумышленнику подвергать себя лишнему риску?!

За столом мелькали всё знакомые лица, знатные и незнатные, но близкие государю: сам губернатор, Брюс с помощником Миллером, Апраксин, Зотов… Вот и несколько дам – та самая Марта-Екатерина, которую Мартой уже давно никто не звал, какая-то старая приятельница Петра Алексеевича, немка Августа Пфайфер, супруга Меншикова Дарья Михайловна и её сестра Варвара Михайловна Арсеньева, как говорили, одна из бывших фавориток императора… Бывших? Уж не она ли? Варвара Михайловна была весьма образованной девицей, некрасивой, но умной и с характером. Что, если она затаила обиду на государя и мстит ему, вот прямо сейчас?