«Работа мечты». За кулисами индустрии моды

Очевидно, что подобные исключения занимают важное место в современном капитализме, поскольку охватывают значительную часть мировой экономики. Неолиберализм поставил эти отрасли в центр производства и инвестировал в их работников крупный символический капитал. Восхваляя креативный класс, Ричард Флорида говорит, что «сегодня почти невозможно быть нонконформистом» (Florida 2002: 12). Это означает, что, как ни парадоксально, исключение стало нормой. Действительно, новый дух капитализма (Boltanski & Chiapello 1999) сформировал диспозитив валоризации уникальности и творчества, что привело к созданию общества «просвещенных антрепренеров собственного [неповторимого] существования» (Granger 2015: 82). Неолиберализм присвоил себе «другие» способы существования, работы и производства.

Но если исключение так широко распространено, то в чем же оно состоит? И если зарплата и социальная защищенность не определяют мотивацию к работе, то чего же мы в ней ищем и какие значения проецируем на работу сегодня? Начнем с ответа на второй вопрос. Сопоставление данных моего исследования с другими (Hesmondhalgh & Baker 2010) показывает, что выбор профессий с высокой степенью прекарности может быть мотивирован (среди прочего) неприятием определенной концепции общества устойчивой занятости. В рамках этого представления работа в штате (речь идет именно о стереотипной репрезентации, поскольку творческая работа также может принимать форму стабильной занятости) считается слишком нормированной, или «упорядоченной», по словам молодого фотографа Людо. Однако это неприятие слишком нормированной работы не всегда означает неприятие правил или иерархии. Таким образом, в то время как университетские преподаватели, как правило, отстаивают форму маргинальности (Tasset et al. 2013), которая подразумевает выбор как можно более независимой работы, работники моды готовы быть частью на редкость иерархизированных, но неформальных структур, основанных на престиже, эмоциональных отношениях и символической власти. В целом отвергается не иерархическая организация, не необходимость терпеть доминирование, а идея работы, которая не дает ни желаемого социального статуса, ни возможности выделиться как личность, ни смысла жизни. Таким образом, работа — это прежде всего пространство, в которое человек вкладывает свои силы для построения и выражения своей субъективности и где он определяет свое социальное положение.

Теперь ответим на первый вопрос. Исключение, таким образом, состоит в том, чтобы позволить работникам выстроить другую субъективность по отношению к норме и занять место, альтернативное определенной репрезентации общества устойчивой занятости, его иерархий, начальства, рабочего графика, отчуждения и организации труда. Эти исключительные профессиональные миры позволяют субъектам, «находящимся там», думать о себе вне определенных представлений о норме. В некотором смысле они представляют себя как гетеротопических субъектов, субъектов этих отличных от нормы мест, где прекарность является ценой, которую приходится платить за право считаться своим. В 1928 году социолог Чикагской школы Роберт Парк ввел образ «маргинального человека» для описания маргинального положения мигрантов, находящихся между несколькими локациями и культурами. «Маргинальный человек, — писал Парк, — характеризуется интеллектуальным любопытством, идеализмом <…> широтой идей» (Park 2013: 57). «Именно в сознании маргинального человека — там, где происходят изменения и слияние культур, — мы можем лучше всего изучить процессы цивилизации и Прогресса» (Ibid.: 58). Как и упомянутые выше работники, «маргинальный человек» является субъектом-носителем создаваемого общества и находится на грани нормального порядка вещей. Но если маргинальному субъекту нигде не суждено чувствовать себя как дома, то гетеротопический субъект в этих других пространствах целиком и полностью на своем месте.

В настоящее время все еще существует сфера вне исключения. Даже внутри исключительных пространств все еще существует стабильная работа в штате. Однако эта нормированная работа касается, в первую очередь, тех, кто не получает прибыли от символической ценности. Это важно, потому что в случае успеха неолиберального проекта творческая работа станет нормой, а социальный мир примет форму архипелага исключений, населенного гетеротопическими субъектами, отказывающимися от трудового законодательства и социальной защиты и готовыми подчиняться во имя самовыражения и личностного становления.

Чему нас учит мода

Профессиональные секторы, такие как мода, остаются желанными несмотря на то, что их структура основана на прекарности. С введением неолиберальных политических мер культурные и креативные индустрии оказались на острие капиталистической экономики, как в финансовом, так и в символическом смысле. Тем не менее эти секторы функционируют в целом благодаря множеству работников, чей труд имеет высокую символическую ценность, будучи одновременно прекарным с экономической точки зрения.