Освещая моду, средства массовой информации умалчивают о подробностях ее производства и условиях труда, подавая ее публике исключительно как мир мечты. Когда я спрашиваю Тьерри, была ли мода во времена его учебы такой же желанной профессией, как сегодня, он отвечает: «Абсолютно нет, совершенно, совсем не была… это появилось гораздо позднее. Во-первых, когда я был студентом <…> нас было очень, очень мало; сегодня только в одном Париже пятьдесят школ моды, а работы у выпускников нет. У меня была своя компания, я ее закрыл в 2000 году, и каждую неделю я получал десятки предложений от людей, которые хотели прийти и работать просто так, бесплатно, а мы — давай начистоту — были далеко не Dior или Chanel. Но что им делать потом? Работы нет, потому что в компании есть только один дизайнер, им не нужны пятьдесят. Есть главный дизайнер, у него два-три помощника, не больше, и все. Все это превратилось в какую-то моду на моду». Мода на моду совпала с кризисом безработицы и капитализацией видимости. Будучи представителем старшего поколения и начав работать в моде раньше, когда все было иначе, Тьерри не понимает, как сам факт приобщения к миру мечты может быть формой вознаграждения за труд. Но при этом он осознает, какую важную роль теперь играет в его профессии публичность, представленность в СМИ, и сожалеет, что не смог себе этого устроить:
Я никогда не ходил на вечеринки и все такое, никогда. И это тоже было ошибкой, потому что (не хочу показаться самонадеянным) если бы я это делал, то был бы сегодня очень знаменит, поскольку как дизайнер я профессионал высокого класса. Я никогда не делал как все. <…> Вот, например, взять Лагерфельда, когда ему нужно было подать себя, запомниться: он приносил огромную сумку подарков; он часто ходил на блошиный рынок и знал, кому что нравится. К примеру, тебе нравятся браслеты — он дарит тебе браслет, он умел выбирать, знал, кому что дарить. Таким образом он создавал себе репутацию, во многом. А я не создавал, мне все это безразлично.
Тьерри винит в закате своей карьеры неумение подать себя, обеспечить себе видимость. Он не делал как все, не «играл по правилам», а одним из правил является использование стратегий соблазнения, чтобы накопить социальный капитал и стать заметным в СМИ. По мнению Тьерри, разница между его карьерой и карьерой Карла Лагерфельда заключается в степени публичности, которая, на его взгляд, является парадигмой успеха. Успех Лагерфельда, полагает Тьерри, основан как на дизайнерском таланте, так и на умении раскрутить себя[97]
. Действительно, слава немецкого дизайнера выходит далеко за пределы мира моды. Как говорит Тьерри, Лагерфельд — это «икона»:Он прекрасно понимает, что порой выглядит нелепо, смешно. Он говорит: «Я — марионетка». Он будто надевает на себя костюм, входит в образ, получая от этого удовольствие, ему под восемьдесят, и он один из величайших фигур в моде <…> он очень, очень мощная фигура, он понял все об этом рынке, о том, как он работает. Он настоящий человек моды. Он икона.
Тьерри отдает себе отчет в том, что если бы он играл по правилам, то тоже стал бы знаменитым. Однако вместе с этим он понимает, что именно его равнодушие к собственной популярности и публичности позволило ему так долго проработать бок о бок с Лагерфельдом:
С ним нужно уметь оставаться в тени; я никогда публично не заявлял, что был