Пилар и Франк далеко, помещение большое, и здесь можно отведать изысканные блюда. Эти обстоятельства создают непринужденную атмосферу, несмотря на то что подходит время показа. Луиза между делом объявляет собравшимся, что она «с удовольствием прошла бы стажировку, но это невозможно» из‑за отсутствия оплаты. Между стажерами завязывается оживленный обмен мнениями о стажировках, перенесенных оскорблениях и редком положительном опыте (он был всего в трех случаях из дюжины перечисленных). Опыт стажировки под руководством деспотических и жестоких менеджеров, как в женской прессе, так и в рекламных агентствах или домах моды, встречается куда чаще. Каждый с возмущением делится наиболее тяжелыми моментами и карикатурно изображает личностей, о которых идет речь. Я стараюсь записать все эти истории, которые рассказываются наперебой и одновременно. Иногда я включаюсь в разговор, но ощущаю себя неловко, потому что не чувствую себя полностью вправе отпускать комментарии. Из обсуждения становится ясно, что стратегии, используемые для сопротивления доминированию, о котором шла речь, различны: Луиза заявляет, что не приемлет «плохого обращения», отказывается работать бесплатно и настаивает на взаимном уважении. Заявляя о себе как о «сверхмотивированной, безмерно увлеченной», она утверждает, что не «идиотка. У [нее] на лбу не написано „курица“». Анн, проходившей раньше практику у Франка, удалось снизить давление со стороны Пилар и стать, как однажды сказала мне сама Пилар, «ее любимой практиканткой». Она рассказывает, что в начале стажировки каждый день плакала и была готова уйти из‑за жестокого обращения этой женщины, затем, по совету матери, начала ей угождать:
Я стала жополизом. <…> Мне удалось притвориться, говоря [льстивым тоном]: «О да, хорошо, спасибо, спасибо за совет», понимаешь?.. Например, когда она делала неприятные замечания, я говорила «О, спасибо!», понимаешь? Безмерное лицемерие! И клянусь, она плакала, когда я уходила! Прикинь? Хотя она вначале терпеть меня не могла, в конце концов она уже думала, что без меня не справится.
Хотя Анн удалось добиться от Пилар нормального обращения, ей все равно приходилось каждый раз ходить и класть деньги за Пилар в парковочный счетчик, а также пылесосить и мыть посуду. Таким образом, это изменило лишь форму их взаимодействия, а не содержание деятельности практикантки. Когда я спрашиваю, что она думает о Пилар, Анн отвечает:
Мое мнение никак не изменилось, она из тех людей, которых я терпеть не могу [говорит с нажимом], но она меня обожает. Мне удалось заставить ее обожать меня, и, честно говоря, оно того стоило; это было ради моей стажировки: мне удалось продержаться три месяца, а поначалу я считала дни и действительно собиралась уходить.
Луиза не одобряет — «это ненормально, что тебе пришлось так поступать», — и затем рассказывает о своем худшем опыте стажировки, где ее менеджер завидовала ей, унижала «на глазах у всех», обращалась с ней «как с собакой», придумывала «абсурдные вещи» и навязывала «немыслимый» график. Проплакав месяц, она бросила стажировку. После ее рассказа бывшие и нынешние сотрудницы Франка говорят в унисон: «Тогда не иди к Франку!» Анн говорит, что «они [Франк и Пилар] ужасны. Они не только не платят, но и требуют, чтобы стажеры убирали помещение, чтобы оставались в ателье, даже когда нечего делать, и чтобы работали даже в выходные». Сара подхватывает последний аргумент:
На этой работе я вкалываю каждые выходные, каждые! С момента, как я приехала в Париж, у меня не было ни минуты передышки. Завтра мы собираемся разместить сайт в интернете, но в среду у меня выходной, это обязательно. Я так больше не могу, я схожу с ума <…> Даже если ты приходишь в выходные и хорошо работаешь, здесь этого никогда не достаточно, никогда, вот в чем проблема!