— Нет. Дело не в тебе. С тобой все по-другому.
— Хочешь сказать, тебе все равно, верю я тебе или нет?
— Да, мне совершенно наплевать на это.
— Я не верю тебе. Это то, чего ты и боялась… … О чем ты плачешь?
— У тебя сто клиентов. Не может быть, чтобы каждый был ценным для тебя. Клиент — не человек!
— Это зашифрованный вопрос? Ты хочешь спросить, ценна ли ты?
— Не хочу.
— Почему?
— Я все равно не поверю тебе.
— Потому, что ты одна из ста?
— Да, одна из ста.
— У меня сто клиентов. Но у всех были разные папы, и поэтому все убивают себя разными способами. Ты — делаешь все вокруг себя ненастоящим.
— ?
— Ты не человек, а клиент. Я не человек, а психотерапевт.
— Конечно.
— К тому же, мы обе лживые. Ты — потому, что тебя испортил папа. Я — по долгу службы.
— Угу.
— И слезы у тебя текут из глаз ненастоящие, как у клоуна. И сейчас ты расковыряешь себе палец, и оттуда потечет ненастоящая кровь…
— Но мне действительно важно, насколько я ценна.
— Я верю тебе. Смущение и стыд
— … а что там такого страшного, когда ты предлагаешь что-то или просишь?
— Я обнаруживаю себя.
— Становишься видим?
— Да.
— И что? Я вижу тебя.
— Ты можешь рассмотреть во мне что-то плохое…
— Я вижу тебя. Ничего плохого.
— Мне все равно неловко.
— Может быть, неловкость в самом факте того, что ты чего-то хочешь?
— Может быть. Хотеть чего-то — неловко.
— А чего хочешь — можешь сказать?
— Не знаю.
— Но ты не смотришь на меня. Так ты защищаешься от того, чтобы показываться?
— Да.
— Но это и грустно?
— Грустно.
— Попробуй все же удерживать взгляд…
— … Мне трудно…
— А что это за чувство?
— Мне неловко. Как будто ты хочешь чего-то от меня, и я не знаю, что это.
— Ты превращаешь свое желание в мое? Как интересно. Как ты это сделал?
— Не знаю.
— Но вспомни — это ты хотел чего-то. Вместо этого ты подменяешь: говоришь, что я хочу чего-то от тебя, а тебе неловко. Превращаешь желание в вину?
— В вину.
— Это хороший способ защититься от разоблачения?
— Похоже. Но…
— Но это грустно? Ты грустный?
— Да. Это грустно. Похвали меня. Пожалуйста.
— …я тебе не верю все равно. Почему ты не согласилась перенести встречу? Ты не имела права мне отказать.
— Все еще обижаешься?
— Да.
— Это так важно? Зачем? Для чего?
— Буду знать теперь, что тебя больше нельзя ни о чем просить!
— И?
— Это поможет мне не любить тебя слишком сильно.
— Ах, вот оно что. Обида как регулятор силы любви?
— Да, именно.
— А что случится, если ты вдруг будешь любить меня слишком сильно?
— Я снова попрошу тебя о чем-то, чего ты не можешь для меня сделать.
— Это уже произошло. А что еще страшного в том, чтобы любить меня?
— Больше ничего, только это.
— И как это?
— Унизительно.
— То есть любовь — это пространство, полное унижения?
— Да.
— Какое-то место, где ты просишь чего-то невыполнимого от тех, кого любишь?
— Да.
— Но ты ведь и так это делаешь!
— То есть?
— Ты всякий раз выходишь из пространства любви тем, что просишь чего-то, чего для тебя не могут сделать. Зачем?
— Чтобы все это произошло быстрее!
— То есть?
— Ну, раз это так страшно, можно сделать это самому, чтобы больше не мучиться.
— Получается, что в любви нет ничего кроме опасения получить отказ. А что-то кроме всего этого ты делать не пробовал?
— А что еще можно делать?
— Все, что угодно. Все, что может принести радость. Но вместо этого ты все время занимаешься тем, что боишься унижения и торопишься все разрушить первым. Конкуренция мне не близка!
— Я вообще тему конкуренции не понимаю. Она мне не близка. Я как-то пришла на экзамен, а там сокурсницы дерутся за билеты. А мне было все равно, какой билет, потому что я все выучила. Я взяла первый попавшийся, и мне через 3 секунды поставили «отлично», потому что экзаменатор спешил. И я была разочарована, потому что хотела подольше с ним пообщаться. Я была в него влюблена.
— Есть и такой вид конкуренции. Если ты пришла куда-то, где все дерутся за яблоки, а тебе нужен ананас, то ты, конечно, вне конкуренции. Потому что яблоки тебе не нужны. Но ты обречена на уныние, потому что там, куда ты пришла, ананасов нет. Ты просто пришла не туда. Отказ или отвержение?
— Хочу поработать со страхами, которых у меня в данный момент нет.
— То есть как?
— Когда у меня все хорошо, случается, что у меня бывают разнообразные страхи, которые удается отменить усилием воли.
— И?
— Но я боюсь, что они могут вернуться.
— А сейчас они есть?
— Нет. Но мне бы хотелось поработать над этим прямо сейчас.
— А вас действительно сейчас это волнует?
— Сейчас — нет.
— А что вас волнует сейчас?
— Не знаю. Ничего. Просто хорошо, что я сюда пришел. Но…
— ?
— Но я хочу поработать со страхом.
— Как этот страх представлен сейчас? Здесь?
— Никак.
— А в связи со мной?
— Тоже никак.
— А есть ли что-то чем я могу вас напугать?
— Нет.
— ?? А если вдруг умру у вас на глазах?
— Буду вам помогать. Будет печально. Но не страшно.
— А если автомат достану?
— Я подумаю «Как это некстати!». Но не испугаюсь.
— А если я начну раздеваться?
— Ну… Я полюбуюсь на вас, Полина. Что же тут страшного?
— Интересно. Вас ничем нельзя напугать. На что же вы жалуетесь?
— Сейчас — ни на что.