Работорговцы. Русь измочаленная

– Отворяй! – загудела толпа. – Не дадим! Гады! Едропумеда к нам давай. Не сдадим батюшку! Бей чурок!

– Щас, пацаны, ну-ка, дай-кось! Дай я поговорю, – протиснулся к воротам Лузга.

Сволочь расступалась, поощрительно кивая самому борзому и сообразительному. Уж этот, мозговитый, верняк, всё разрулит. По заточке сразу видно, свой.

– Узнал? – шепнул Лузга в окошко ратнику. – Калитку приоткрой.

– Готов.

– Щас, братва, я схожу и всё разведаю. Вернусь, расскажу, – объявил он самым ближним и протиснулся через щель во двор. Калитка захлопнулась, по ней застучали ногами, да поздно – засов уже лёг в петли.

Лузга живо прошкандыбал к особняку.

– Чё как? – спросил у ратника в сенях.

– Третий этаж, найдёшь там.

Лузга взлетел по ступеням, придерживая котомку. Вприпрыжку преодолел анфиладу до кабинета и застал разбор в самом разгаре.

– Так не по закону же, – сетовал городской голова.

– Вы со своими законами в яму себя загнали, – холодно отпустил Щавель. – По совести надо поступать, а не по букве закона.

– По совести сам поступай, боярин, коли тебе воля дадена, – поспешил откреститься водяной директор.

– Теперь я здесь Закон, – Щавель обернулся к вошедшему. – Ты очень вовремя. Кто пьян, да умён, пистолет при нём!

– Да чё нет-то? – пожал плечами Лузга и покосился на окно, за которым бушевала толпа. – Хрена ли? С одной стороны, конечно, похрен, но, с другой стороны, ну бы его нахрен.

– Не бзди, прорвёмся, – подмигнул старому приятелю старый командир. – Есть ещё скрытые резервы.

Притаившемуся за столом ростовщику их разговор нравился всё меньше и меньше. Он уже не кипятился. Пар давно ушёл в гудок, и в кабинете воняло.

– Сейчас же двадцать четвёртый век, мы же цивилизованные люди, – зачастил Недрищев.

– Исчерпали вы ресурсы, братья-близнецы, – ледяным голосом известил Щавель, казалось, не одного Едропумеда, а кого-то ещё, незримо находившегося рядом. – Придётся ответить за то, что встал в первые ряды железнодорожного хода.

– Я не нарушал закон! – окрысился ростовщик, теперь уже по-настоящему почуяв края.

– Чё ты зыришь, как змея из-за пазухи? – фыркнул на него Лузга, запуская руку в котомку. – Богатому и умирать не хочется, верно?

Едропумед затравленно уставился на него и сжался. Невидящим взором скользнул по дружиннику, директору, остановился на лице княжеского посланца и заиндевел.

– Дохапался, либеральный ты экономист, – с ноткой сожаления сказал Щавель всё понявшему Едропумеду.

– Виновного в своих бедах ищи в зеркале, – напутствовал его Лузга.

Когда в доме грохнуло, толпа у ворот прекратила гомон. Сволочь стояла, прислушивалась. И в тишине отчётливо разобрала приближающийся размеренный и тяжёлый стук копыт.

В конце улиц Рабочей и Котовского строем по трое показались конные ратники.

– Копья к бою! – зычно скомандовал Литвин.

Первая шеренга опустила копья. До них было шагов пятьдесят, как раз разогнаться и вбить пики в толпу, насаживая на каждую по два неприкрытых бронёй тела. Бродяжня сразу очень хорошо почувствовала на своей шкуре место голытьбы в эпоху справедливости и замерла.

– Сюда, сюда, – зашептал Альберт Калужский, притягивая парней за локти, пятясь к домам на другой стороне. – Давайте расходиться.

Его услышали. Потянулись по Рабочей улице вверх, сигая через забор на кладбище, прыгая через оградки, залегая за могилками на всякий случай, если конники начнут стрелять. Толпа у ворот рассосалась вмиг. С социально близкими смылся подлый бард Филипп. На тротуаре напротив ворот остались только парни, да прижавшийся спиною к стене лепила.

– Заходите, – приоткрыл калитку ратник.

* * *

– Находясь под тяжестью предъявленных обвинений, Недрищев выхватил из-под одежды обрез двуствольного ружья и выстрелил себе в голову.

Лузга, пристроив лист шведской бумаги на заляпанном кровью столе, писал протокол под диктовку командира.

– Огнестрельное оружие изъято для передачи в княжеский арсенал и доверено на хранение оружейному мастеру Лузге, – Щавель придвинул протокол водяному директору. – Подпиши.

Директор трясущейся рукой принял перо, неловко выцарапал завитушку, накарябал в скобках расшифровку. Отступил, почувствовал под каблуком что-то скользкое и обнаружил, что стоит на пальцах трупа. Содрогнулся, отскочил.

– Могу я идти? – взмолился он.

– Топай, организуй какой-нибудь субботник для бечевника, – разрешил Щавель и приказал дружиннику: – Проводи. И дверь закрой.

– Вот же ж гнида был покойный, – оживился Лузга, когда они остались одни. – Я б его в параше утопил.

– Не тормози, – сказал Щавель, открывая шкафы снятым с трупа ключом.

Лузга зашарил в ящиках стола.

– Где ты лисой пройдёшь, там три года куры не несутся, боярин, – заметил он, выгребая на стол бумаги. – Светлейший князь, небось, жалеет, что тебя послал.

– Кто-то должен наводить порядок, – ответствовал Щавель. – Сам видишь, что творится.

– Волосы дыбом, командир, – согласился Лузга. – Чё-то денег ни хрена нет.