Работорговцы. Русь измочаленная

– Бог даст денежку, а чёрт дырочку, и пойдёт божья денежка в чёртову дырочку, – пробурчал знатный работорговец. – Это быдло не сломить. Пило, пьёт и будет пить, – он сплюнул под ноги. – Не на кредиты, так в кабак спустит.

– Раньше-то сдерживались, – заметил Щавель.

– Раньше не было разгула потреблятства, а ныне привыкли. Развращённое сердце, если не сможет утолить жажду в шопинге, будет алкать азартных игр и шнапса. Это как с рабами. Если убежал, вкусил разок воли, всё – дальше можно голову сечь. Как ты его ни сковывай, найдёт способ смыться или неудачными попытками тебе всю малину удобрит. Опорочил городское население проклятый близнец.

– Ты знал Близнецов?

– Обоих, – вжал подбородок в грудь Карп.

– И как тебе Медвепут?

– Да такой же. В точности такой же.

– Они ходили вместе, как один человек, часто в обнимку, – добавил Альберт Калужский. – Издалека даже виделось, что это двуглавый широкоплечий манагер. Неприятное, скажу тебе, зрелище.

– Да, так и было, – признал Карп.

– Понимаю, близнецы, – кивнул Щавель. – Что ж они вместе править на Селигере не остались?

– С ханом, как ты говоришь, вступили в сговор. Пришлось разорваться ради исполнения генерального плана по сбору средств. Беркем уболтал, он может. Колдун… Нет в нём ничего святого, светлого, – Карп помрачнел, насупился, припомнил из своих походов в ордынские земли нехорошее, кашлянул в кулак. – Басурманское в нём одно, да-а… Знаешь, бывает такое, что русскому не понять, не принять душою. Совсем оно на другой стороне. Лепший кореш хана – светящийся орёл Гафур. Неведомой басурманской волшбой заточил хан Беркем дух Гафура Галямова в орла из Пятигорска. Поговаривают также, что Гафур сам заточился, но не это важно. Хуже, что летает Гафур и тянет из людей дыхание. Узнать его можно во тьме по зелёному призрачному свету. Когда свет мерцает, Гафур кушает.

– Тьфу, – в сердцах сплюнул Альберт через левое плечо. – Тьфу! Тьфу! – и обвёл вокруг сердца обережный круг.

– Вот такая вот положуха, – злорадно зыркнул на него караванщик.

«Лузга об этом ничего не рассказывал, – подумал Щавель. – Надо будет расспросить в дороге», – а вслух сказал:

– Как же в Белорецке волшба прокатывает, если там повсюду электричество?

– Почём я знаю, что орёл этот в ставке у хана живёт? – буркнул Карп. – Говорят, что он вообще живёт на этажерке, а этажерка та стоит в доме старого колдуна. Беркем его, наверное, навещает. Да кто их, басурман, разберёт, что у них там за порядки в Орде, – и заключил: – Там всё такое. Недаром Железная Орда ещё зовётся Чёрной, а Русь возле неё Проклятой. Только на нашем берегу Волги Русь становится Великой.

– И только под крылом светлейшего князя – Святой, – поставил точку Щавель.

– Да-да, – подтвердил Альберт. – От басурман чем дальше, тем лучше. Ты ещё башкортов не видел, боярин.

– Видел, – обронил Щавель. – Гоняли мы их от Великого Мурома.

– Ты был в Муромских клещах? – выпалил Альберт, потом сопоставил что-то, сообразил и замолк с приоткрытым ртом.

– Я и был клещами, – губы старого командира тронула мечтательная улыбка, от уголков глаз разбежались морщинки. – Перед залпом тысячи лучников бессилен даже эскадрон конных автоматчиков. Наше дело напор и тактика, как говорит светлейший князь. Напор и тактика. Обход, охват и комбинированный способ. А также бой из засады.

– Это ты когда, при хане Кериме? – выпятил губу, вспоминая череду басурманских правителей, Карп.

– При хане Иреке. Беркем пять лет назад на должность заступил, до него восемь лет правил Керим, до него хан Равиль.

– Странные они какие-то, – Альберту не терпелось вступить в разговор на важную тему политики. – Сменяются раз в четыре года или опять на четыре заступают.

– Не сами заступают, их народ выбирает, – прогудел Карп.

– Вот это считаю глупостью, – обронил Щавель и сокрушённо покачал головой. – Как может какая-то чернь решать, кому править? Как она вообще может прилюдно высказывать своё подлое мнение о достойных людях? Как могут вот они, – указал он лёгким кивком на теснящуюся у раздачи толпу, – выбирать из таких, как я? Они живут, как скот, руководствуясь низменными устремлениями, ведомые чувствами, не знают грамоты, не говоря уж о тонком искусстве власти и сложнейшей расстановке сил. Как они могут правильно выбирать, если бродят во тьме? Уму непостижимо. Я слышал, что в Орде принято узнавать о будущем хане мнение каждого и считаться с ним. Но ведь это же скотство и чистой воды безумие, они даже мнение баб учитывают.

– По-ихнему, по-басурмански, это называется охлократия, когда охломоны всякие голос имеют, – гулко хохотнул Карп. – Но, чтобы бабы выбирали хана, об том даже я не слыхивал.

– Если мы признаём, что в Орде хана назначает на престол любая чернь, то можем допустить, что и бабы выбирают наравне с мужичьём.

– Дикари, – рассудил высокоучёный лепила.

– Странно, что они при таком раскладе ещё барда себе не выбрали в управители, – отпустил Щавель.