Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

В монографии И. А. Паперно подробно описаны обстоятельства круговорота идей, возникшего «между литературой и жизнью» в середине 1860-х годов после опубликования в «Современнике» романа Чернышевского (1863)[321]. Этот круговорот можно описать с помощью классической логической триады.

Тезис: Вера Павловна превращает швейные мастерские в коммуну, основанную на принципах целесообразного регулирования прав и обязанностей владелицы и работниц.

Антитезис: сравнительно многочисленные продолжатели пытаются по рецептам Веры Павловны создать разного рода коммунальные сообщества для совместной жизни и работы. Литературные ситуации и проекты перешагивают границы книги Чернышевского, однако, в отличие от своего литературного образца, как правило, успеха не имеют («Знаменская коммуна» В. А. Слепцова в Петербурге).

Синтез: уже в 1864 году в антинигилистическом романе Н. С. Лескова «Некуда» коммунальные замыслы последователей Чернышевского возвращены из жизни в книгу, только теперь уже с противоположным знаком, не в качестве идеального примера справедливого жизнеустройства, но в облике жесткого памфлета (Слепцов выведен под именем Белоярцева и т. д.).

Во вступительном разделе книги И. А. Паперно подчеркивает: «Семиотики занимались лишь одной стороной взаимодействия личности и культуры: влиянием литературы на поведение. Я обратилась к другой стороне этого процесса: к роли психологических механизмов и конкретного человека в формировании литературных текстов, культурных моделей и культурных кодов»[322]. Отсюда в заглавии монографии закономерно появляется понятие «человек эпохи реализма». Однако существует и еще одна сторона проблемы: закономерности процесса трансляции «культурных моделей и культурных кодов» из жизни в литературу и обратно, посредством теории и практики чтения[323] – ведь именно через чтение подобная коммуникация («жизнь – литература – жизнь») только и оказывается возможной. Так, например, Базаров, рассуждая с Аркадием о его старомодном отце («отставном человеке», в терминологии Базарова), немедленно предлагает в качестве средства «развития» Николая Петровича «Бюхнерово “Stoff und Kraft” на первый случай»[324].

Для Чернышевского чтение во всех его разновидностях имело важнейшее значение – как для самообразования, так и для последующей трансляции его собственных идей. В каком соотношении представлены у Чернышевского «программы чтения», научных сочинений и произведений беллетристики? В чем отличие программ чтения персонажей главного романа Чернышевского от восприятия самой книги «Что делать?» предполагаемыми реальными адресатами, более либо менее «проницательными» читателями? На эти вопросы в первом приближении можно попытаться ответить, если проанализировать мотивы чтения в трех разножанровых текстах Чернышевского: дневниковых, научных и беллетристических. Этот анализ позволит выстроить в единую логическую последовательность различные программы чтения, присутствующие в романе «Что делать?». Будем иметь в виду наличие своеобразной триады: в «Дневниках» Чернышевского отражена по преимуществу практика чтения литературных произведений, в магистерской диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» – теория их создания, наконец, в романе «Что делать?» (в модифицированном облике!) присутствуют обе составляющие – практика создания произведений и теория чтения.