Рабыня

«Хватит». Женщина, тонущая в пустом синем пространстве. Женщина, пойманная в ловушку рамы. Лина покачала головой и внезапно заплакала, беззвучно обливаясь слезами. Вытирая глаза, она оцарапалась, и боль вызвала в ней короткую, бессильную вспышку гнева, направленного не только на отца, но и на Мари Калхоун, которая предала ее мать, и на Портера Скейлза, который любил Грейс, и на книги, которые читала мать, и на картины, которые она писала, и на саму Грейс за то, что она ушла. Лина поняла, почему они с Оскаром все эти годы жили вдвоем в доме, который Оскар не мог себе позволить, в доме, который был слишком велик: отец ждал возвращения Грейс. Он уже давно ждал ее.

Лина отпустила колени и встала, глядя на отца сверху вниз.

– Все это время ты лгал мне. Почему? – Ее голос, хриплый от слез, дрожал, и она заметила, что отец вздрогнул от ее слов.

– Грейс не хотела, чтобы ты росла с мыслью о том, что она тебя бросила, – быстро ответил Оскар. – Она просила меня сказать тебе и всем, что она умерла. Она думала, так будет лучше для тебя. И я тоже так думал. Это было все, что я мог для нее сделать. Она ясно дала понять, что больше ничего от меня не хочет.

Оскар замолчал, и на его лице отразились боль и отчаянное желание, чтобы Лина поняла: у него не было выбора.

– Каролина, прости.

Он произнес эти слова тоном, которого Лина никогда не слышала, и они произвели на нее неожиданное и глубокое впечатление. Она почувствовала, что ее гнев улетучивается, но на смену ему пришло новое сокрушительное недоумение. Лина вспомнила рисунки, на которых была изображена ребенком. «Дочь. Дочь. Дочь. Дочь», – надписала их Грейс.

– Но почему она исчезла? Люди разводятся, расстаются. Почему она бросила меня? – Разум Лины крепко уцепился за этот вопрос, не отпуская его.

Оскар смотрел на свои руки.

– Не знаю, Каролина. Она хотела… чего-то другого. Творить искусство, жить в одиночестве. Я не знаю.

Этот ответ был для Лины пустым звуком, но она чувствовала, что другого у Оскара нет. Сколько раз он сам задавал себе эти же вопросы? Все бесконечные месяцы после ухода Грейс не только горе, но и чувство вины заставляло его замыкаться в себе. Грейс бросила их обоих: Лину, оставшуюся без матери, и Оскара, вынужденного терпеть ложь. Лина отвернулась от Оскара и упала на колени там, где стояла. Внезапно она перестала плакать и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

Оскар заговорил осторожно, как будто заранее готовил эти слова и хотел произнести их правильно.

– Хочу, чтобы ты знала: быть твоим отцом – лучшее, что когда-либо случалось со мной. Самое вдохновляющее, самое творческое занятие. Я был зол на Грейс за то, что она ушла, зол на себя за то, что не смог ей помочь. Но все равно я ей очень благодарен. Потому что я смог стать твоим отцом в том смысле, которого бы не было, если бы она осталась. Она так много потеряла, Каролина, а мне так повезло.

От слов Оскара у Лины перехватило горло, но она больше не плакала. Она чувствовала, что он сидит позади нее, взволнованный и измученный, и ждет, что она сделает что-нибудь – закричит, заплачет или обнимет его, но она не двигалась с места. Минуты тянулись в молчании, наконец у Лины затекли ноги, заболели колени, она встала и подошла к окну. Она смотрела на липу, на которую лазала в детстве, на пустое окно напротив, где когда-то жила ее лучшая подруга из третьего класса, на металлическую пожарную лестницу, где однажды она увидела маленькую обезьянку, спокойную и настороженную, жующую апельсин. По мере того, как тени удлинялись, а воздух становился прохладнее, на комнату и на Лину снизошло спокойствие. Оскар сидел на кровати. Лина чувствовала себя опустошенной и чистой, как полоска влажного свежего песка, оставленного отливом.

– А ты не знаешь, где она сейчас? – тихо, но твердо наконец спросила Лина.

– Нет. Нет, не знаю.

– Она еще давала о себе знать?

Оскар колебался.

– Да, – сказал он решительно, как будто ждал этого вопроса и только теперь понял, как на него ответит.

Лина резко отвернулась от окна.

– И когда же? И что она сказала?

– После того, как в газете появилась рецензия Портера. Грейс прочитала ее и позвонила мне. Она хочет поговорить с тобой, сказала она. И оставила свой номер телефона. Когда будешь готова. – Оскар вытащил из заднего кармана клочок бумаги с нацарапанной цепочкой цифр. Он подошел и встал рядом с Линой у окна.

Взяв листок, Лина посмотрела прямо на отца. Все всегда говорили, что она похожа на мать, но теперь она поняла, что у нее глаза Оскара: другого цвета, но такой же формы, к тому же они одинаково преломляли свет, одинаково выдавали чувства. И Лина, и Оскар были бессильны спрятаться за ними. Сейчас в его глазах отражались облегчение, сожаление и любовь.

– Позвони ей, когда будешь готова. – Оскар обнял дочь, и Лина, хотя и не позволила себе расслабиться в его объятиях, все же прижалась к нему, положила голову ему на плечо и вдохнула запах бруклинского воздуха, скипидара, масла, сигаретного дыма, домашней пыли и сладких духов Натали, всего, что составляло его аромат.