Читаем Race Marxism полностью

Это не означает, что процесс категоризации сам по себе является проявлением власти, но история гораздо сложнее и нюансированнее. Во-первых, процесс категоризации - или, в терминах идентичности, именования - не является односторонним. Подчиненные люди могут участвовать и участвуют в нем, иногда даже подрывая процесс именования, расширяя свои возможности. Достаточно вспомнить исторический подрыв категории "черный" или нынешнюю трансформацию "квира", чтобы понять, что категоризация - это не улица с односторонним движением. Очевидно, что существует неравенство сил, но, тем не менее, есть определенная степень власти, которую люди могут проявлять и проявляют в политике наименования. И важно отметить, что идентичность продолжает оставаться местом сопротивления для членов различных подчиненных групп. Мы все можем осознать различие между утверждениями "Я - черный" и "Я - человек, который случайно оказался черным". Утверждение "Я - черный" берет навязанную обществом идентичность и делает ее якорем субъективности. "Я - черный" становится не просто заявлением о сопротивлении, но и позитивным дискурсом самоидентификации, тесно связанным с праздничными заявлениями, такими как черное националистическое "Черный - это красиво". С другой стороны, "Я - человек, который случайно оказался черным" достигает самоидентификации путем стремления к определенной универсальности (по сути, "я - первый человек") и одновременного отказа от навязанной категории ("черный") как условной, косвенной, недетерминированной. В обеих характеристиках, конечно, есть доля истины, но они функционируют совершенно по-разному в зависимости от политического контекста. На данном этапе истории можно привести веские аргументы в пользу того, что наиболее важной стратегией сопротивления для бесправных групп является занятие и защита политики социального положения, а не освобождение и разрушение.

Вульгарный конструктивизм, таким образом, искажает возможности осмысленной политики идентичности, смешивая, по крайней мере, два отдельных, но тесно связанных между собой проявления власти. Одно из них - власть, осуществляемая просто в процессе категоризации; другое - власть, заставляющая эту категоризацию иметь социальные и материальные последствия. Хотя первая власть способствует второй, политические последствия оспаривания одной из них над другой имеют большое значение. 154

То, что делает здесь Креншоу, - это соединяет расовый неомарксизм (раннюю Критическую расовую теорию) с постмодернизмом, переосмысливая социальный конструктивистский тезис постмодернистской теории (и, собственно, либерализма - в свете предыдущего замечания, что она также синтезировала некоторые либеральные идеи гражданских прав) в терминах анализа власти, основанного на Критической теории. Она создает постмодернистский неомарксизм, и эта горстка абзацев - именно то место, где это происходит (хотя это появляется и в других ее работах, таких как "Раса, реформа и ретраншемент", которая полностью включена в книгу "Критическая расовая теория: The Key Writings that Formed the Movement 155 ).

Креншоу утверждает, что постмодернистский подход к социальному конструктивизму, даже если он был подхвачен и присвоен феминистками и критическими гендерными теоретиками, ценен для ее проекта, но не позволяет в полной мере оценить роль системной власти в формировании значения категорий идентичности. Это полезно, но чтобы быть полезной для сильной и радикальной политики идентичности, она должна признать, что идентичность должна быть поставлена на первое место ("Я - черный", а не "Я - человек, который случайно оказался черным") и должна быть неоспоримой (правильно базовой). Обоснованием такого сдвига в перспективе является то, что категории идентичности навязываются, а значит, становятся значимыми и реальными благодаря системной власти и тем, кто ее удерживает и использует. Иными словами, категории идентичности существуют только как приложения власти, поэтому те, кто лишен власти, не могут их деконструировать, но могут понимать себя и общество в их терминах. Это направление мысли является родоначальником критического конструктивизма - постмодернистского социального конструктивизма, переосмысленного в терминах неомарксистских представлений о системной власти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука