Ради тебя

— Вы лечили мою подругу, — пробормотала Тиль, комкая под столом край скатерти — очень уж ей хотелось завизжать, а то и попросту обложить весельчака по матери, бабушке и прабабушку припомнить. — У неё тоже чахотка была.

— Ну, последнее уточнение совершенно лишнее, — Вермен заложил угол салфетки за жилет, подтянул к себе плетёнку с выпечкой. — Я эту заразу лучше всех знаю, тридцать лет ей посветил, да-с, душа моя, тридцать! Только вот к чему было ваше «тоже»?

— Я думала, что Джермин ввёл вас в курс дела, — растеряно протянула Арьере.

— А Джермин у нас кто? Врач, светило науки, скрывающееся от общественности? — ни с того ни с сего разозлился доктор, даже булочку раздражённо на тарелку швырнул.

— Нет, Джермин не врач, но…

— Что «но»? Что «но», душа моя? — рокотнул Вермен гневливо. — Какой коновал вам сказал, будто молодой человек, преспокойно дрыхнущий в данный момент наверху, болен чахоткой?

— Местный доктор, — проблеяла Тиль.

— Доктор! — Врач фыркнул так, что его роскошные усы встопорщились, отчего Вермен стал похож на злющего кота. — Местный! Не иначе как аграрных наук, специалист по брюкве и морковке. Вот смотрю я на вас и диву даюсь: вроде бы милая молодая дама, не без интеллекта, глазки перепуганные, но умненькие. Да-с, умненькие! А всякой чуши верите.

— Так у Карта не…

— Что там у вашего Карта, мне пока не ведомо, — проворчал доктор, отрезая от куска масла ломоть, толщиной с палец. — Организм пациента находится в плачевном состоянии — это верно. И жёсткая простуда, так сказать, налицо. Только вот в груди у него хрипы, как в паровом котле. Там такая симфония и не поймёшь: пневмонию мы имеем, чахотку или вовсе какую-нибудь штучку экзотическую.

— Вы хотите сказать…

— Ничего я не хочу сказать, — кажется, даже с удовольствием перебил Вермен, — а говорю прямо: в таком состоянии ставить пациенту диагнозы — это дилетантство. Ди-ле-танс-тво, вы меня поняли?

— Поняла, — уныло согласилась Тиль.

— Что вы поняли, душа моя? — усмехнулся врач. — Ничегошеньки вы не поняли. Гарантий я вам давать не собираюсь, репутацию блюду. Но, скорее всего, кроме дурно залеченной пневмонии у вашего возлюбленного ничегошеньки нет. А докторишку, который вас напугал, повесить на воротах! Вот на вашем месте я прямо сейчас поехал бы, взял его за шкирку и повесил! На воротах! — плотоядно повторил Вермен, откусывая разом больше половины булки. — Чтоб не путал причину со следствием! — закончил совершенно чётко, видимо, заглотав выпечку, как удав. — По началу-то надобно выяснить, почему взялось, откуда, а только потом узнавать, что у нас такое завелось.

Тильде показалось, что она сейчас всё-таки рухнет в обморок. Не рухнет даже, а эдак соскользнёт, словно по ледяной горке: тело стало мягким, податливым, гуттаперчевым, а голова наоборот отяжелела, уши ватой забило. Чужие голоса гудели, как далёкий колокол: «…почему взялось», «…причину со следствием». А ещё она слышала слезливый шепоток Айды: «Бедная девочка! И за что на неё такое то свалилось?» И даже собственный голос примерещился: «…обычная у меня жизнь, как у всех».

И всё закончилось, как покрывало сдёрнули. Столовая оказалась просто столовой, пылинки медленно кружились в столбе солнечного света, бьющего в окно. А голоса врача и старой служанки, обсуждающих преимущество маковой обсыпки перед сахарной, звучали совершенно обыденно и совсем не походили на призрачное гудение.

— Прошу прощения, — промямлила Тильда, неловко выбираясь из-за стола и едва на Айду не наткнувшись. — Я сейчас вернусь.

Арьере почти выбежала на заднее крыльцо, запрокинула голову, упёрла руки в бока, пытаясь отдышаться. Получалось плоховато, корсет давил железным обручем, сердце билось гулко, слишком поспешно, а мысли сбивались комковатой паутиной.

Ведь действительно всё разом свалилось. И все разом. Текла себе жизнь стоялой речкой, ряской зарастала. И вдруг водоворот: события, события, события. И люди, люди, люди. Прошлое, настоящее… Странные возращения, дикие признания, фантастические откровения, непонятные персонажи: нахальные колонисты, загадочные наглецы. Тайники.

Кладов не хватает. И злодея, из-за ширмы дёргающего марионеток.

Причина и следствие. С чего всё началось? Когда мальчишка заставил её горшки бить? Или раньше? Со смерти Берри? Да пожалуй, с этого — с похорон дяди, приезда Карта, разлада с мужем. Тогда пружину и сорвало, и она, расправляясь, виток за витком закрутила ураган. Получается, осталось понять, что её держало. Старый Крайт — это ясно, только как и чем?

Тиль опустила голову, поправила блузку, стряхнула с юбки прилипшую соринку и глубоко втянула воздух. Зачем-то подмигнула синице, склёвывающей что-то у клумбы, и вернулась в дом, аккуратно прикрыв за собой дверь.

* * *