Radical (СИ)

Конрад зло сплюнул и поднял пистолет. Отряхнул от песка и древесной стружки. Прицелился. Его разрывало от взаимоисключающих желаний, а гневных слов накопилось так много, что они застряли, теснясь, мешая друг другу и не давая произнести ничего вообще. Наказать Блака за дерзость, за то, что он во всем прав, за то, что он по-настоящему хороший человек и единственный не предавший его солдат? Застрелить, чтобы больше не слышать из его уст правды, убить, потому что долг для него важнее любви, прикончить от досады, что он отказался... заниматься сексом с другим мужчиной? Или заставить как-то подчиниться... но как? Все зависит от того, хочет ли Блэкхарт умереть на самом деле. Или просто хочет спрятаться от своих чувств, не дать себе воли, потому что гомосексуализм... это плохо? Грязно? Противно? Неестественно?

- А что тогда естественно?! – обронил Фрэнсис, не заметив, что размышляет дальше вслух. – Жить одиноким зверем в берлоге, для которого нет пары? Минотавром в лабиринте, в ожидании, когда придет Тезей и заколет тебя? За что, кстати? За то, что ты внешне безобразный и питаешься человечиной? Тем мясом, которое тебе подбрасывают напуганные жители острова, и которым не приходило в голову покормить тебя чем-нибудь еще?

- Но я тебе не пара! – возразил майор, сообразив, к чему клонит Конрад. – У таких чудовищ, как я, пары быть не может, поэтому появление героя, убивающего мерзкое создание и спасающего целый остров, закономерно и воспринимается на «ура». Сделай милость, не тяни и избавь себя от моего присутствия.

- Ты не Минотавр! – заорал Фрэнсис, взрываясь. – Ты гражданин Америки, великой, славной и демократичной Америки, где негры больше не гнут спину на плантациях, а читают свой гнусный рэп с гнуснейшим акцентом, трахают белых баб и нюхают кокаин, который ты, мой покорный слуга, завозишь сюда от наших колумбийских друзей. Ты житель самой прекрасной страны, где твое право на смерть будут отстаивать в суде двенадцать адвокатов, и дело они проиграют, если я шепну прокурору всего одно свое веское слово. Но ты можешь выйти на площадь перед зданием суда и публично сжечь себя, используя дыру в законодательстве, и никто тебе не помешает. Ты мой адъютант, боевая единица армии, защищающей наш идиотский образ жизни, наш звездно-полосатый флаг и наших толстых самодовольных граждан. Они считают себя лучшими, потому что охраняем их мы – лучшие. Наконец, ты взрослый мужик, совсем неглупый, голыми руками поднимешь легковушку средних размеров, медицинскую карту твою я смотрел буквально на днях, здоровьем тебя не обидели, да и не помню я, чтоб ты хоть раз на работу не явился, под предлогом простуды или бабушкиных похорон. Поэтому возникает логичный вопрос – а не охренел ли ты, товарищ? Поворачиваться задом к жизни и скулить, что тебя никто замуж не взял?! Засиделся в девках, соскучился? Может, мозоли натер на правой пятерне!? Блэкхарт, я хочу тебя! Ты первый из мужчин, кого я захотел в своей жизни, и не прикидывайся, что не помнишь, как это было! – генерал перевел дух и заметил, что Блак кивает. – Помнишь?..

- Сегодня вспомнил. Раз уж меня «сделала» твоя утренняя нагота, пришлось вспомнить все случаи, когда я видел тебя без одежды. Довольно часто, – он издал нервный смешок. – Фрэнк, хватит. Я серьезно. Ты устал от пустой болтовни, твоя рука устала тыкать в меня кольтом, мой кольт устал от бесконечной гомосятины, а я устал от своего стояка, на котором ты сидишь.

- Но почему?! – простонал генерал, почти сдаваясь. – Почему, блядь, почему... у тебя никого нет, всем плевать, кто и с кем спит, мы знакомы двести лет, у тебя стоит на меня, и я хочу, чтоб ты мне засадил. Вопрос ориентации никто не рассматривает, твоя внешность – не повод для комплекса подростка, которому «телка не даст», скорее, ты как раз из тех, кому дают и дают очень охотно. Ты своеобразен и очень мил, и грубоватые черты достаточно смягчить одной лишь улыбкой, чтобы сделать тебя красивым. Просто ты мало улыбался... и совсем мало пробовал подойти и закадрить нормальных девиц. Но это меня уже не касается.

- Ты ничего не понял или делаешь вид, что не понял. Хочешь, чтоб я застрелился сам... и не до, а после того, как выполнишь свое необузданное желание. Что ж, умно. Но, Фрэнк, мне придется повторить в последний раз – я тебя люблю и не позволю испоганить эту любовь всяким дерьмом, – Блак без труда выхватил у него пистолет и с силой нажал на пусковой крючок.

Слабо вскрикнув, фельдмаршал попытался оттолкнуть его руку, выбить оружие, остановить пулю, закрыть его лоб своей ладонью, ну что-нибудь сделать, ведь что-то же должно сработать!..

Но все это спустя долгую-предолгую секунду, когда выстрел прогремел, а кольт, не спеша, падал на землю, чтобы опять выпачкаться в песке, и Блэкхарт с блаженным лицом устремлял взгляд в звездные небеса. И любовь читалась в его глазах так ясно... не смешиваясь больше ни с чем, никакие чувства уже не мешали, они все умерли. И он умер.

...