Чак, с его мускулистыми плечами, ответил ей лучезарной улыбкой и взялся за ручки тележки. «Поехали…» – крикнул он, наверное, своей невесте с типичным энтузиазмом.
«В итоге, когда Пег была слишком слаба, чтобы ходить, Чак стал возить ее по округе в тележке», – вспоминала племянница Пег Дарлин. Сестра Пег Джин подтверждала: «Он просто сажал ее в маленькую красную тележку и возил повсюду».
Тем не менее, как бы широко Чак ни улыбался, толкая эту тележку, как бы решительно он ни был настроен не подавать виду, ему не удавалось скрыть своих истинных чувств. «Все происходящее сводило его с ума», – с грустью вспоминала Дарлин.
Вся семья чувствовала то же самое. Потому что к лету 1929 года с рыжеволосой Пег Луни все было далеко не в порядке. Незаживающая ранка от зуба стала лишь началом; у девушки развилась анемия, а затем появилась боль в бедре, из-за которой она едва могла ходить, – тогда Чак и принялся возить ее в этой маленькой красной тележке на вечеринки и в кино. Он был ужасно милым – в конце концов, он ее безумно любил. Они собирались пожениться в следующем июне.
Но Чак со своей красной тележкой был рядом не всегда. Добираться до радиевой студии Пег приходилось пешком. Ее сестра Джин вспоминала, как она вместе с остальными детьми ждала ее возвращения с работы.
«Мы все сидели на крыльце, ожидая ее, потому что она ходила с таким большим трудом, – говорила Джин. – Дорога домой была для нее мучением. Мы подбегали, чтобы ее встретить, брали ее под руки, чтобы помочь».
Приходя домой при помощи своих братьев и сестер, Пег больше не могла помогать матери с домашними хлопотами, как прежде. Ей приходилось просто лежать и отдыхать. Ее мама с ужасом наблюдала за ухудшающимся самочувствием дочери; Пег угасала на глазах, и ее сестра с оцепенением смотрела, как она достает изо рта зубы и кусочки челюсти. В конце концов ее родители насобирали достаточно денег, чтобы отправить ее к врачу в Чикаго. Городской врач сказал ей, что у нее пористая челюсть и ей следует поменять место работы.
Возможно, Пег планировала подыскать новую работу, когда ей полегчает. Вместе с тем Пег не была глупой; она понимала, что лучше ей не становится. Хотя врачи в Оттаве, казалось, были сбиты с толку – один, лечивший ее в июне 1929 года, всего лишь приложил ей к груди пакет со льдом, – сама Пег, судя по всему, догадывалась, что с ней происходит. «Она знала, что ей придется уйти, – с грустью вспоминала мать Пег. – Мы видели, как она медленно умирает. С этим ничего нельзя было поделать».
«Что ж, мама, – говорила она. – Мое время на исходе».
Мучительную боль девушке приносили не только бедра и зубы: у нее болели ноги, череп, ребра, запястья, лодыжки… Хотя она и страдала уже не первый месяц, все равно продолжала каждый день ходить на работу и красить эти циферблаты. До самого конца она оставалась ответственной девушкой.
Руководство
Пег было крайне одиноко в этой больнице, вдали от своего дома у железнодорожных путей. Девушка, у которой было девять братьев и сестер, спавших вместе в крохотной комнатушке, по трое в кровати, оказалась совершенно одна. Другим детям не разрешали ее навещать. Ее сестра Джейн однажды пришла в больницу, однако врачи не пустили ее в палату к Пег.
У Пег появились симптомы дифтерии, и ее быстро поместили в карантин. В таком ослабленном состоянии она вскоре подхватила и пневмонию.
Четырнадцатого августа 1929 года в 2:10 утра Маргарет Луни скончалась. Этой девушки, которая собиралась выйти замуж за Чака в следующем году, которой нравилось читать словарь, которая когда-то мечтала стать учителем и славилась своим заливистым смехом, не стало.