Хотя девушки довольно часто сдавали тесты, результатов им никто не сообщал. «Врачи ничего нам не говорят, – жаловалась Кэтрин. – Мне бы хотелось знать, есть ли у меня хоть какие-то улучшения». На самом деле во многих смыслах Кэтрин
Теперь же Кинту положили в больницу; она была не в состоянии присесть, навещать ее разрешалось лишь родным. Из-за этого она не только не могла гулять по деревне, но не смогла и присутствовать на суде по делу Мэй Кэнфилд, на который все остальные четыре девушки пришли летом 1929 года. Кинта попросила Берри представлять ее.
Это были предварительные слушания. Работая над делом Мэй, Берри осознал, насколько предусмотрительно радиевая фирма заключила соглашения годом ранее. Во второй раз ему оказалось еще сложнее строить обвинение. Дринкеры, Кьяер и Мартланд дружно отказались давать показания, да и в прессе не было никакой шумихи, вынуждающей фирму сдаться.
Пять девушек помогли Мэй, отказавшись от своего права на врачебную тайну: они хотели, чтобы комиссия врачей использовала их данные для доказательства существования отравления радием. Маркли, однако, выразил протест против рассмотрения в суде каких-либо связанных с этими девушками материалов – как медицинских диагнозов, так и самого факта прошлогоднего соглашения, – аргументируя это тем, что они «никоим образом не связаны с этим делом», а назначенные компанией врачи и вовсе отказались давать показания.
Тем не менее, как однажды написала Кэтрин, Раймонду Берри не было равных. Он все равно вызвал на слушания Кравера и Эвинга: они были «в бешенстве». Хотя Эвинг и видел своими глазами, как женщины под присягой сказали, что не имеют ничего против обсуждения их случаев, он отказался что-либо говорить, ссылаясь на врачебную тайну.
Доктор Крамбар – союзник девушек в этой комиссии – с радостью дал показания. И хотя Маркли угрожал подать на него в суд, если он это сделает, Берри удалось убедить врача продолжать. Берри набирался опыта как в подготовке свидетелей, так и в представлении своей позиции в суде: теперь в его распоряжении имелись все необходимые данные и опыт, чтобы значительно усложнить жизнь компании
Наступил Черный вторник, как его прозвали – 29 октября 1929 года, день, когда финансовый кошмар обрушился на Уолл-стрит и «бумажные состояния… растаяли, словно лед на знойном солнце».
«Уолл-стрит, – писал один из свидетелей биржевого краха, – стала улицей разбитых надежд, удивительного безмолвного страха и своего рода парализующего гипноза».
Более чем в сотне кварталов от эпицентра обрушения американской экономики Кинта Макдональд лежала в своей палате в Мемориальной больнице Нью-Йорка. Здесь тоже царила атмосфера парализующего безмолвного ужаса – однако Кинта дала себе клятву, что никогда
Ее госпитализировали в сентябре в «предсмертном состоянии», однако прошел месяц, а она по-прежнему боролась за жизнь – да еще как. Друзья и родные восхищались ее стойкостью. «Она была настоящим спартанцем, – сказала невестка Этель, присматривавшая за детьми Макдональд, пока их мама была в больнице. – Когда я интересовалась, как она, Кинта всегда отвечала “неплохо”. У нее и в мыслях не было умирать». «Она стремилась продолжать жить ради детей, – пояснил муж Кинты Джеймс. – Мысль о них придавала ей смелости и дальше бороться за жизнь».