Радин

– Не видел ни одной. – Понти приподнялся на локте и посмотрел мне в лицо. – Зато я вижу твои волосы, дождался наконец. Пепельные с рыжим оттенком, такую краску Вермеер смешивал с белилами, чтобы лучше обозначить тени на штукатурке. Зачем ты их так туго закручиваешь?

– Затем, что с ними много хлопот.

Я села и натянула платье. За окном флигеля зажегся фонарь, значит, уже шесть часов. Сейчас Понти наденет теннисные туфли, которые я сама выкрасила в черный цвет, и превратится в моего партнера, любимца гостиничных старух. Хорошо, что он знает основные па, как, впрочем, любой портеньо. Первые два вечера мы репетировали в темном зале для боулинга. Обувь мы сняли, а телефон я засунула за пазуху, в нем тихо плескалось «I've Seen That Face Before».

– Надо идти, через час занятие с постояльцами, – сказала я скучным голосом. Потом я нашла свои туфли и подошла к треугольному окну. Я просто поверить не могла в то, что произошло. Чужой заносчивый старик просто взял и раздел меня в холодном флигеле, между сеткой с каучуковыми мячами и целой полкой птичьих чучел.

Фонарь на дорожке еле теплился в тумане. Здесь всегда туман, этот парк такой дремучий, что в нем даже папоротники величиной с дерево. Были времена, когда женщинам папским указом запретили сюда заходить, потому что в чаще прятались кармелиты.

– Так вот, послушай! – Понти все еще лежал, закинув руки за голову. – Те марки, что напечатали для почты в колониях, всяких там Кюрасао, так и не пригодились. Спустя какое-то время на них поставили штамп и стали использовать как обычные. Понимаешь? Я тоже имел отношение к нетонущей почте, довольно долго, но однажды на мне поставили клеймо заурядности и стали использовать по номиналу.

– По номиналу? То есть как обычную марку?

– Я и есть обычная марка. – Он поднялся и стал собирать одежду, разбросанную по полу. – Хотя нет, теперь я штрафная, за шесть пенсов. Штрафные в старину продавали тем, кто прибежал на почту с опозданием, но требует отправить письмо ночным поездом. На ней так и написано: слишком поздно!

Малу

вчера индеец наловил в подвале ящериц и сказал, что у них не бывает чувства привязанности – полагаются только на себя, едят своих детей и вместе не охотятся

ящерица, сказал он важно, никогда не будет доверять другой ящерице!

на прошлой неделе я работала на открытии выставки, вот где ящериц была целая поляна, стоят на хвостах, покачиваются, а варгас им про эстимейт толкует (я потом в словаре посмотрела, это деньги всего-навсего)

когда я падрону про это рассказала, он только плечами пожал, мертвый художник, сказал он, всегда дороже живого, увеличивается в размере, как дохлая лошадь на жаре, а что касается цены, так зимой на арт-базеле гнилой банан продали, потом съели и другой на его место повесили!

за что же люди деньги отдают, спрашиваю, в чем суть? а суть, говорит, в удивлении, не можешь заставить плакать – тогда удиви!

все эти надувные гигантские балерины, говорит, и собаки величиной с колокольню – они будят страх, который многим заменяет удивление, вот ты, шмелик, зачем сделала себе тату на предплечье? кого хотела удивить?

да чтоб вы понимали, говорю, меня мать назвала Мария-Абелия-Лупула, потому что в день родов шмель бился о стекло и ей сказали, что это символ отваги и преданности

так я шмеликом и пролетала, в матозиньош и обратно, с пирогами да хлебами, а в декабре увидела одну из новых работ, падрон меня сам на стул посадил и велел смотреть

ну, думаю, река заледенелая, люди на коньках катаются, и что такого? пригляделась, а лед – это не лед, а соль, а вместо церквей и магазинов на берегу громоздятся соляные горы и сияют на солнце так, что глазам больно

что же с ним стало, думаю, что за короста белая, шершавая, и кто все это купит?

а вслух говорю: вот это другое дело, вот это картина так картина, назовите ее Portus Cale!

Радин. Среда

На обед Радин купил кусок круто засоленной трески и теперь пытался размочить ее в воде, как посоветовал хозяин рыбной лавки. Рано утром он зашел туда, надеясь найти креветок, но поддался на уговоры хозяина в клеенчатом фартуке и вышел с треской. Был бы здесь тот, второй, мы бы купили креветок, подумал Радин, но второй не появился, хотя рыбник как раз открывал торговлю и водил шипящим шлангом по железным поддонам.

Поднимаясь по лестнице, он услышал радостный голос консьержки:

– Сеньор жилец! Вернитесь! Я проверила ваш билет! Самый первый!

– Неужели мы выиграли? – Он перегнулся через перила и посмотрел на нее с площадки второго этажа.

– Телевизор! – сказала она гордо, указывая пальцем на строчку в газетном столбике. – Я столько лет покупаю билеты и ничего не выигрываю. В прошлом году на ярмарке мне досталась часовня из папье-маше, так ее дождем на окне размыло.

– А где люди получают выигрыш?