Радин

Добравшись до реки, где внизу, под мостом, светилась жаровня клошара, Радин остановился у киоска и купил картонный поднос с ужином. Перемахнув через парапет и спустившись по склону, он подошел к сидящему на корточках Мендешу и поздоровался, протянув поднос. Мендеш ему нравился, он был похож на человека, с которым он дружил когда-то в приморском поселке, хотя тот был ненастоящим клошаром и пропал из его жизни, даже не попрощавшись.

– Не люблю такое, – проворчал старик, принимая поднос и вскрывая упаковку, – тут перегородки низкие, вечно десерт попадает в мясо, ну, все равно спасибо.

– А где ваш приятель? – спросил Радин, просто чтобы поддержать разговор, но Мендеш, внезапно оживившись, потыкал пластмассовой вилкой куда-то наверх:

– Бата где? Вчера на кладбище пошел, он там в княжеском склепе будет спать, до самого июля. Сторож-то старый его дружок.

– Это на Аграмонте? А родственники покойного не возражают?

– Да нету там никого. – Мендеш подцепил ломтик свинины и отправил в рот. – В твоем склепе тоже кто-нибудь будет спать. Мертвые нужны только тем, кто видел их живыми.

– Ну, я не против. – Радин уселся на траву возле жаровни и протянул руки к огню. – Никогда на Аграмонте не был, красиво там?

– Это кому как. Художники всякие, музыканты. Твой приятель тоже там похоронен, только склепа у него нет. Моя бы воля, я бы его за оградой положил. Я-то знаю, что он по своей воле прыгнул, а таких не отпевают.

– Приятель? Вы о художнике говорите? – Радин почувствовал какое-то беспокойство. – А далеко до кладбища пешком?

– Это кому как, – повторил клошар, протягивая ему опустевший поднос. – Спасибо, я поел. Выбросишь там, наверху.

Дороги на Аграмонте оказалось минут на двадцать. Дойдя до кладбища, Радин уперся в стену, увенчанную железными пиками. Ворота были заперты, но с южной стороны обнаружилась калитка, туго заплетенная вьюнком.

Сумерки быстро спускались, здесь, на кладбище, они казались светлее, наверное, из-за белых часовен, стоящих ровными рядами. Радин шел, провожаемый взглядами мраморных дев, большинство из которых протягивали к прохожему руки, в конце аллеи он увидел крест, торчавший из кучи камней, и подумал о распятиях Фонтаны, где в лицо терракотовому Христу как будто дует сильный ветер.

Могилу Понти он нашел в дальнем углу, когда уже выбился из сил. Справа от нее на деревянном столбе стояла усыпальница, похожая на скворечник, надпись почти стерлась, но можно было различить Алвес и 183. Что думал о пустой могиле по соседству этот Алвес, видевший испанский разгром, осаду города, перенос столицы в Рио и, может быть, сумасшедшую королеву?

Оградка была невысокой, он перебрался через нее и сел на холодный дерн. Имя Понти написали золотом прямо на гранитной плите, на краю плиты сидел маленький ангел, сложив голову на руки. Отодвинув цветы, увядшие и свежие, Радин увидел, что фотографии не было. По дорожке прошел светловолосый парень с метлой из прутьев, за ним трусила старая серая собака. На повороте оба оглянулись и замедлили шаг, как будто решили поздороваться, но передумали.

Радин присел на корточки, разглядывая ноздреватый мрамор, ладони ангела полностью закрывали лицо, и он подумал, что лица может и вовсе не быть. Может, скульптор решил не тратить время? Радин нагнулся и посмотрел на ангела снизу, туда, где между лицом и ладонями была едва заметная щель, просвеченная закатным солнцем. На миг ему показалось, что оттуда струится розоватый дымок.

Радин попытался просунуть в щель пальцы, но не смог, тогда он поднял с земли сухой стебель и пошарил в темноте, чувствуя себя мальчишкой, разоряющим чужой секрет. Стебель хрустнул, что-то круглое, белое выпало ему на ладонь – сначала он подумал, что это таблетка или драже, но поверхность была неровной, и солнце нащупало в ней розовую глубокую тень. Радин вытер жемчужину о край свитера, поднес поближе к глазам и сразу понял, где он видел ее раньше.

Лиза

– Все эти бесполезные вещи, – сказал он, когда мы лежали на полу в охотничьем домике. – Мои картины, твои танцы, Дебюсси какой-нибудь. Все, без чего можно обойтись. Все, что человечество принимает как должное, срывает, будто клевер, обсасывает и отбрасывает. Но в конце концов только это и остается, верно? Как нетонущая почта.

– Какая почта? – Я потянулась за платьем, из-под двери струился сквозняк, и у меня замерзли ноги. Платье пахло сажей, как будто эти полчаса оно провело в дымоходе.

– Почта, которую придумали голландцы после Первой мировой. Корабли в то время часто подрывались на минах, почтовые мешки шли на дно, а другого пути отправить письма не было. Тогда судоходные компании завели плавающие сейфы, в которых держали важные бумаги. Марка нетонущей почты стоила очень дорого. Зато сейф оставался на плаву и подавал световые сигналы, даже ракеты запускал.

– А марки хоть были красивые? – Я смотрела на потолок, где скрестились закопченные балки, в месте их скрещения была вбита железная скоба, раньше там, наверное, был канделябр. Под ним, вероятно, стоял дубовый стол, а под столом сидели собаки, которым бросали кости прямо на пол.