Радин

у меня характер деревенский, я поганых слов не люблю, пирсинг не люблю и волосы выпрямлять не люблю, а они там все выпрямляют, чуть ли не утюгами, и жить надо вповалку, все пропахло искусственным загаром и китайской едой, но к матери возвращаться было нельзя – она всем соседям рассказала, что я буду судьей и что скоро приеду с женихом

вот тогда меня падрон и подобрал: я как слезла с барной табуретки, так и пошла за ним, как овца на веревке, хотя никакой веревки не было, он просто сказал – возьму тебя на неделю, до жирного вторника, у меня приемов будет много, скажу, что по объявлению нашел, а спросят документы, говори, что все у меня

в первый же вечер прием был на десять человек, наутро мне сказали, что могу остаться, а вечером колокольчик на кухне зазвенел, и меня к падрону отправили, я подумала, что время пришло для проверки – поднялась на галерею, надо же, думаю, как здесь скипидаром пахнет, как от моей бабки в дождливую погоду

мне раздеваться, говорю, сеньор, или так, по-быстрому? а он мне руку показывает: порезался, мастихин чистил, принеси йоду, а лучше виски, чтоб два раза не ходить! даже виду не подал, что слышал мой вопрос

пятно от крови и сейчас на полу заметно, кто не знает, подумает, что краска, он тогда виски на руку плеснул, остальное выпил и принялся мне про бронзовое небо рассказывать, мол, у грека одного в стихах небо называется бронзовым, ну, думаю, безумный, как пить дать, у самого кровь с пальцев капает, а он про стихи!

недели две прошло, пока я поверила, что он меня просто так взял, из жалости, потом мне униформу пошили с фартуком, потом повара уволили, а потом прошло четырнадцать лет

Радин. Суббота

В начале века, писал аспирант, краску, которая называется «индийская желтая», получали из мочи коров, которых кормили манговыми листьями. Коровы от этого быстро умирали, краску перестали производить, и теперь ее не будет уже никогда. Либо краска, либо коровы. Алехандро Понти всегда выбирал краску. За это его многие не любили, особенно те, кто зарабатывает на жизнь, защищая коров.

Радину послышался шум на кухне, какое-то постукивание, он хотел было встать с дивана, но поленился. Голуби, наверное. Почему аспирант не пишет о самоубийстве мэтра? Он должен был упомянуть об этом, иначе книга выглядит недостоверной. Впрочем, моя нынешняя реальность тоже выглядит недостоверной. В этой истории только два человека делают дело, остальные живут на их стеблях и питаются их листьями. Прямо как в литовской легенде про дев судьбы. Там только три девицы прядут и ткут, остальные управляют делами, ворчат и призывают к порядку.

«Хороший ветер, чтобы ходить под парусом, но в здешнем клубе бешеные взносы, обойдемся. На балконном потолке шершни, купить средство. На похороны мужа Д. пришла в туфлях с квадратными каблуками, они оставляли в сырой земле аккуратные следы, и казалось, что, расхаживая вокруг свежей могилы, она размечает какие-то, ей одной ведомые границы. Ни у кого не видел таких безукоризненных рук».

Радин закрыл компьютер, положил его на живот и стал думать о руках русской танцовщицы. Руки были крепкие, без колец, внутренняя сторона запястья казалась перламутровой, как створка раковины. Завтра они проведут вместе целый вечер, сегодня она согласилась только на стаканчик вина, и он повел ее в кафе «Коала», других заведений в квартале не было.

Сначала Лиза нервничала, смотрела в окно, делала в солонке ножом холмик из соли, но, когда он со страху заказал литровый графин зеленого вина, она засмеялась и положила руки на стол. На закуску были только сардинки, а пообедать Радин не успел, так что захмелел довольно быстро.

– Я приехала в город на неделю, – сказала она наконец. – Танцую в учебном спектакле. Всю зиму работала в Тавире и ужасно соскучилась по школе. Единственное место в городе, где есть настоящий балетный пол!

– А что такое балетный пол?

– Это когда под линолеумом слой древесины и еще мягкая прослойка для амортизации. Сейчас это редкость, бедные танцовщики стучат костями по бетону, портят связки, но кому какое дело?

Потом Лиза сказала, что позировать было противно, приходилось сидеть на холодном полу, но платили по сорок монет за сеанс. Ей как раз дали главную партию в «Жизели», и она надевала тюник, приносила с собой.

– Гарай написал вас с таким напряжением, как будто электрическим проводом водил, а не кисточкой. Он был в вас влюблен?

– Художники всегда так, пока портрет не закончен. А потом забывают, как тебя зовут. Я часто этим подрабатываю, дело известное.

– А с покойным Понти вам приходилось встречаться?

– В последний раз я видела его в августе. Он был у нас в гостях, расписал меня красками, для восточного танца в учебном спектакле. Чтобы всех затмить, так он сказал. Жаль, что все смылось за неделю.

– Вы бы и так всех затмили, – твердо сказал Радин.

– Не думала, что девчонки так взбесятся: мало того, что кордебалетная – даже не корифейка! – получила сольный танец, так еще и ноги разрисовала. Мне тут же намазали обе подошвы пластилином, пришлось положить пуанты в морозилку, чтобы отодрать эту дрянь!