Во вторник к нам в дом приходил детектив, говорит, что его наняли, чтобы отыскать Кристиана. Когда он позвонил в дверь, я собирала кости для твоей собаки, которая еще осенью удивила меня своим равнодушием. Она не тосковала, не отказывалась от еды, просто ушла жить к индейцу, как будто ждала твоего возвращения.
Я не спросила у сыщика документов, но, если придет еще раз, непременно спрошу. Он говорит на портуньоле, хотя представился русским, к тому же для детектива он чересчур
Однажды я пришла к нему домой и, пока он бегал за вином, открыла его компьютер и быстро пролистала рабочие файлы. Так вот, милый, никакой книги у Кристиана не было. Ворох разрозненных записок, вот что у него было, пасквиль, словоблудие, скандальный поклеп. Я дала ему ключи от всех ящиков, разрешила копаться в архивах, посылала к нему служанку с закусками, рассказывала о тебе целыми часами, а он написал жалкую мальчишескую дребедень, повторяя за твоими завистниками и воспевая твои неудачи.
Если бы эта книга вышла, память о тебе была бы замазана, как тот холст, что ты исполосовал зеленой грязью вдоль и поперек. Ты был пьян, это было в начале июля, помнишь? Я просила тебя хоть на минуту выйти к гостям. Ты сказал, что тебя тошнит от гостей, от дома с окнами на грязную реку, от галереи, которая хочет твоей плоти, от публики и от меня. Потом ты набрал полную кисть бугристой краски, похожей на дерьмо, хлясь! – и работа, на которую ты убил полгода, перестала существовать.
Почему я не обняла тебя в тот день и не сказала: ты свободен. Уходи, пошли всё к чертям собачьим. Наша любовь – каботажное плавание, уже лет десять она жмется к берегу, движется только вдоль линии побережья, повторяя ее выступы и впадины, никто здесь больше не выходит в открытое море. К тому же теперь мы перевозим только грузы, и тебе душно в трюме, полном руды.
Радин. Суббота
Вечером он засунул рубашки в стиральную машину, одолжив у Сантос жетон, но вспомнил о них только утром. Две рубашки стали пятнистыми, а синяя полиняла в голубое. Опять ты положил цветное с белым, сказала бы Урсула, вот ведь не от мира сего!
Возвращаясь из подвала, Радин поймал себя на том, что впервые подумал о жене без огорчения. Сложив рубашки в мусорное ведро, он сварил кофе и взялся за монографию. Записки аспиранта нравились ему все больше, временами они превращались в дневники Сэмюэля Пеписа, потом сбивались на эссе в духе Бергера, мельчали и возвращались к погоде, женщинам и ставкам на канидроме.
Биография Понти переломилась два года назад, писал аспирант. Художник пообещал перевернуть песочные часы и заставить время сыпаться заново. Он обещал публике то, что не произошло,
Радин отложил компьютер и вытянулся на диване. Биография Понти переломилась? И что значит – не увидели свет? Это значит, что австриец не видел новых картин, их привезли в галерею не так давно и прячут от публики. А где они были все это время? Уж точно не на вилле вдовы, там аспирант непременно напал бы на след.
Такая суматошная, бесконечная суббота, а толку чуть. За пять дней беготни я не слишком-то приблизился к истине. Какое знание дала мне встреча с водителем фургона, ради которой я пил горькое пиво пинтами? В ночь на тридцатое декабря аспирант был на вилле с десяти часов вечера. И что это меняет? Да ровным счетом ничего.
Какое знание дала мне встреча с клошаром? Перед тем как прыгнуть, Понти высыпал мелочь в котелок, клошар сказал, что так делают все
Какое знание дала мне встреча с букмекером и еще две пинты портера? Азарт не разрывал Кристиана на куски, он ставил с оглядкой, значит, долги вряд ли могли стать причиной его исчезновения. А какое знание дала мне встреча с танцовщицей? Между бровями у нее оспинка, и она здорово умеет врать. Это ее ничуть не портит. Бесхитростная женщина противна природе.
Ее приятель Иван, беспечный ездок. Сначала я использовал его имя для легенды, навязанной попутчиком, потом прочел о нем в разлохмаченном файле аспиранта, где тот упоминал о работе, которую по дружбе устроил приятелю. Если верить букмекеру, в августе у парня появились большие деньги, которые он тут же спустил на собак. Потом его телефон нашли на мосту, в ящике для цветов. И больше его никто не видел. Тут и детективом не надо быть, все будто на ладони.