Я еще туфли привезла, разной степени убитости, так он в первый день встал на колено, поставил мою ногу к себе на плечо, вывернул и на подошву посмотрел. Хорошо, сказал, сегодня сойдет, а завтра приноси пуанты, два дня в неделю мы репетируем классику.
Прошел год, я была худшей в труппе, хотя меня взяли в учебный спектакль. Пассакальи, морески с колокольчиками на рукавах, все чужое, два притопа, три прихлопа, а им весело, только дай начернить лицо и попрыгать. Другое дело гавот, там хоть что-то знакомое, Люлли, Массне, но в номер с гавотом я не попала. К тому же перед премьерой я застудила голову и целый месяц маялась мигренью и звоном в ушах.
Наш мастер поступает как дирекция Императорских театров: посторонним вход воспрещен. Школа продает только абонементы на весь сезон, но их так просто не купишь, достают по знакомству. В зале двести мест, и все заняты важными, разодетыми стариками, особенно на прогонах. Спектакли дважды в неделю за вычетом церковных праздников и каникул. Их называют учебными, на самом деле пахать надо как в настоящем театре, только денег не платят. Потом еще два года прошло, и я получила партию в восточном танце. Четыре минуты сорок секунд.
Иван
Мне предназначено было быть никем. В две тысячи десятом я был никем для одной девушки с восточного факультета, потом еще для нескольких. Когда Лиза на меня обрушилась, я все еще был никем, и мне приходилось это скрывать. Я сказал, что пишу книгу, и даже показал ей стопку бумаги издалека, но она стала требовать хотя бы страницу, и пришлось сказать, что я все сжег. Про покер я тоже сказал, но она только плечами пожала. Покер казался ей незначительным увлечением, чем-то вроде игры в три камешка или гончарного кружка в доме пионеров.
За два года до появления Лизы я встретил одноклассника, с которым в школе и словом не перемолвился, и зачем-то пошел с ним в зал для автоматов. Пока он нажимал там на разные рычаги, я придвинулся к рулетке, но подскоки шарика показались мне скучными, и я пошел в конец зала, к зеленому столу, где над картами сидели мужики со страшно сияющими лицами.
Некоторое время я стоял за их спинами, наблюдая, как тасуют, подрезают, раздают, и чувствуя, как вокруг меня сгущается электричество, заставляя покачиваться с носка на пятку, как будто я слышал потаенный бибоп, спрятанный за стеной казино. Целый пласт сладкого, щиплющего язык электричества висел над столом, от него то и дело отслаивались липкие пузырьки, и один такой, наверное, залетел мне в рот.
Когда Лиза спросила меня, что я чувствую, когда играю, я сказал
Стоит же выйти на свет, как чувствуешь себя бессмысленным лиловым носком, есть такой представитель класса моллюсков, который копирует ДНК пищи, которую поедает. Вот и я за пределами куража становлюсь тупым отражателем действительности. А скоро и отражать будет нечего. Мир выветривается, как горная порода, обмелевшую Европу можно засунуть в лиловый носок, и никто не заметит, а я сижу на кухне ресторана, где работает моя мать, передо мной тарелка с розовыми обрезками лосося, громоздкий радиатор шипит и щелкает, за окном постукивают на ветру обледенелые скатерти на веревке, в ресторане проверка, и мать ходит по залу, высоко подняв кудрявую голову, накинув меховое пальто на плечи, как шотландская королева перед казнью.
Радин. Воскресенье
Утром, когда он пришел в пекарню, чтобы признаться в том, что потерял кота на руа Ладейра, кот встретил его на пороге, а хозяин посоветовал свежий крендель с цукатами. Радин кивнул, хотя крендель был величиной с колесо, и на сдачу ему дали два билета, на одном – знакомое лицо бомбардира, а на другом – красный герб футбольной команды, похожий на античную урну.
Радин спросил, приходилось ли пекарю беседовать с австрийским аспирантом, живущим напротив. Хозяин почесал затылок и начал говорить, что он думает о немцах и о том, что жилец был не слишком приятным типом и он никогда не предлагал ему подождать новый противень, всегда давал выпечку с прилавка, как чужому.
Радин сидел на подоконнике, гладил кота и слушал о том, что Крамер часто приезжал домой засветло, а в декабре, отпирая дверь черного хода, булочник видел, как он выходил из такси, где сидела