Радио молчание

– Я была у него, дорогой, но они готовились к выходным, так что… – Кэрол зачем-то пустилась в пространное описание воскресных планов своих родителей. Я пыталась перехватить взгляд Аледа, но он не сводил глаз с матери – как дикий зверь, следящий за хищником в надежде, что тот его не заметит.

Кэрол тем временем подошла к раковине, чтобы помыть посуду, и вдруг посмотрела на сына впервые с тех пор, как переступила порог кухни.

– Алли, ты совсем оброс. Давай я запишу тебя на стрижку.

В комнате воцарилось тягостное молчание.

– Кхм… вообще-то мне так больше нравится, – наконец сказал Алед.

Кэрол нахмурилась, выключила воду и принялась чистить сковородки с такой яростью, словно хотела содрать с них антипригарное покрытие.

– В самом деле, дорогой? Но у тебя такой неухоженный вид. Ты напоминаешь наркоманов, которые вечно торчат перед центром занятости.

– Мне так больше нравится, – с нажимом повторил Алед.

Кэрол вытерла руки полотенцем для посуды.

– Если хочешь, я могу сама тебя постричь. – Она вдруг посмотрела на меня. – Я всегда его стригла, когда он был маленьким.

Алед ничего не ответил, и Кэрол Ласт, к моему вящему ужасу, схватила со стола кухонные ножницы.

– Мама, не надо, мне все нравится…

– Давай я хотя бы кончики подровняю, тут дел-то на две секунды, – не унималась Кэрол, надвигаясь на сына.

– Мама, я не хочу.

– Но со стрижкой ты будешь выглядеть гораздо умнее, Алли.

Я видела, что Кэрол настроена серьезно, но и подумать не могла, что она действительно пустит ножницы в ход. Мы же не в каком-то дурацком сериале…

– Нет, нет, нет, нет, мама, не надо… – запротестовал Алед, но Кэрол взмахнула ножницами, и волосы посыпались на пол. Она отрезала сантиметров десять.

Алед дернулся в сторону и вскочил так быстро, что я поняла: он тоже до последнего не верил. Я вдруг обнаружила, что стою рядом со столом. Не знаю, когда я успела встать.

Кэрол просто взяла и отрезала ему волосы.

Какого. Хрена.

– Мама… – Алед попытался что-то сказать, но Кэрол его перебила:

– Да ладно тебе, дорогой, они все равно слишком отросли. Явись ты в университет в таком виде, непременно стал бы изгоем! – Она снова повернулась ко мне. В одной руке Кэрол все еще сжимала пучок волос, в другой – ножницы. – Правда ведь, Фрэнсис?

Я буквально онемела.

Алед оторопело провел ладонью по тому месту, где еще недавно росли волосы. А потом очень медленно, как зомби, сказал:

– Фрэнсис… пора домой.

Кэрол улыбнулась так, словно искренне не понимала, что плохого она сделала. Или же прекрасно понимала – и не испытывала ни малейших угрызений совести.

– Тебе, наверное, уже пора спать!

– Да… – полузадушенно прохрипела я. Алед схватил меня за руку и потащил к выходу, что было очень кстати – ноги не слушались. Он распахнул дверь и буквально вытолкал меня на улицу.

Стояла ясная, тихая ночь. В небе мерцали тысячи звезд.

Я повернулась и посмотрела на Аледа.

– Что… сейчас произошло?

Алед наконец отнял руку от головы, и я увидела на темно-русых волосах капли крови. Я схватила его за кисть и обнаружила на ладони тонкий порез: Алед поранился, когда пытался отмахнуться от ножниц, – как будто непрошеной стрижки было мало.

Он высвободил руку.

– Ничего страшного. Она всегда такая.

– Алед, она тебя бьет? – торопливо спросила я. – Скажи мне, если так. Скажи немедленно. Я серьезно.

– Нет. Клянусь, она меня не бьет. – Он помахал окровавленной рукой. – Это вышло случайно.

– Но это неправильно. Она не может взять и… В смысле какого хрена?..

– Все в порядке. Иди домой. Я потом тебе напишу.

– Ладно, но зачем она…

– Вот такая у меня мама. Для нее это просто игра. Я потом тебе напишу, – повторил Алед.

– Но я хочу поговорить об этом сейчас.

– А я ни хера не хочу.

Алед Ласт матерился только в исключительных случаях, когда без этого было никак не обойтись.

Он захлопнул дверь у меня перед носом.

И я ничего не могла с этим поделать.

Совсем ничего.