Читаем Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания полностью

Ефим Фиштейн отмечает: «Оказалось, что система держится на неинформированности людей. Как только радио стали слушать – стали получать информацию, которую, по крайней мере, можно было сравнивать с действительностью… Повысился общеобразовательный уровень населения, а отсюда уже один шаг до каких-то социальных и экономических реформ. Было ясно, что так, как жили в ситуации полной информационной блокады, как в 1940–1950-е годы, дальше жить очень трудно становится, потому что постоянно снижается конкурентоспособность страны, а вместе с тем и жизненный уровень. В 1990-х годах это просто стало вопросом времени, когда будет прорвана не только информационная блокада, но и весь железный занавес. Это уже становилось очевидным. Обратная связь была уже очень сильной тогда. Мы не просто стали ездить – у нас появились корреспонденты внутри страны. Многие из них до сих пор работают на РС. И когда произошла попытка государственного переворота и попытка возврата в прошлое (эта попытка была сорвана), то первым указом Ельцина был указ, разрешающий РС иметь свое бюро в Москве. Я думаю, что это не просто символично, но имело реальный смысл. Новые власти чувствовали, что мы союзники по процессу демократизации. Так что, я думаю, что влияние РС на процессы, происходящие в стране, было несомненным. Это влияние как признано мыслящими людьми, так и не признано. Многие люди внутренне полемизируют с нами, не согласны с нами, это вполне естественно, но они не подозревают, насколько глубоко радио влияет на их жизнь. Ведь форма несогласия есть форма реагирования…»[517].

Популярность РС в наши дни, по словам Ефима Фиштейна, продолжает зависеть от политической обстановки в стране. Здесь прослеживается закономерность: чем глуше информационная блокада, чем больше изолированность страны, тем выше влияние РС. Чем глубже демократизация, либерализация общественной жизни – тем меньше нужды в таком радио. В 2010 году Фиштейн считал: «Мы не до конца успешны, поэтому закрытие откладывается на неопределенное время… Я думаю, что мы еще пока нужны. Кстати говоря, даже в ситуации полной открытости общества всегда есть переходный период, когда радио играет определенную роль… Но если в России будет полностью информационная открытость, то вопрос о бессмысленности вещания встанет… Так же как в свое время в пользу закрытия был решен вопрос о вещании в странах Центральной Европы… Это естественно – тут ничего не поделаешь»[518].

Вот что говорит Фиштейн о передачах РС: «Наши культурные передачи имеют скорее характер университетского образования. Потому что сейчас все уже печатается и в России, но, тем не менее, есть авторы и позиции культурологические, которые не всегда в России находят отражение… Важна и писательская традиция на радио. У нас есть пиетет традиционный к российской культуре и к ее представителям. Что касается жанров, то, естественно, здесь есть специфика. Она задана форматом…»[519]. По мнению Фиштейна, в современном эфире искусство писателя перед микрофоном должно заключаться в лаконичности и емкости его мыслей, в афористичности: «Каждый знает, что за писателем стоит целый мир написанного. Но перед микрофоном хорошо бы, конечно, не читать это, а сжать до предела свои мысли»[520].

В октябре 2012 года директором Русской службы стала Маша Гессен, которая сформулировала свою концепцию вещания Свободы на странице в facebook (от 4 декабря 2012 г.)[521]. С мая 2013 года главный редактор РС – Ирина Лагунина. На Свободе Лагунина работает с 1995 года, ведущая программ «Время и мир» и «Продолжение политики». В 2014 году своими воспоминаниями и мыслями о будущем радиостанции в программе «Поверх барьеров», подготовленной к 61-й годовщине, делились люди, чьи судьбы оказались связанными с Радио Свобода[522]. Ирина Лагунина говорила: «То, что всегда было огромной ценностью Свободы, – это то, что наши ценности не менялись. Они не менялись никогда, они не меняются сейчас. Другое дело, что нынешняя структура и нынешняя психология российской власти только подчеркивает эти ценности, которые мы проповедуем. “Болотное дело”, завинчивание гаек против свободной прессы, попытка взять под контроль систему образования в России – все это подчеркивает миссию Радио Свобода в нынешних условиях, и она становится ярче и намного более выпуклой, чем, может быть, в 1995 году или даже в 2000 году…».

Москва и Прага: продолжение литературных традиций

Игорь Померанцев в эссе «Век радио» пишет: «Особенно меня волнует работа с архивами. Порой мне приходится сызнова редактировать, а попросту резать, голоса умерших “либертийских”[523] коллег: поэта Георгия Адамовича, писателя Гайто Газданова, богослова Александра Шмемана. И тогда мне кажется, что я работаю на радиокладбище… По законам физики радиоголоса навсегда уходят в космос, и потому тот, кто хоть раз звучал в эфире, – бессмертен…»[524].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука