Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

– Началось все с огромной кучи битов и «ля-ля-ля», – сказал Йорк, пародируя свои обскурантистские наклонности. – Все было довольно интенсивным и очень, очень тяжелым.

«Рабочий отпуск» Йорка дал его продюсеру шанс подчеркнуть трогательный тенор Йорка и его чувство мелодии.

– Посреди всего этого нашлись две-три вещи, услышав которые, мы с Найджелом сказали: «О, эта штука совсем прямолинейная. Возможно даже, кто-нибудь поймет ее с первого раза».

– В группе он всегда находит способы куда-нибудь закопаться, – рассказывал Годрич в телефонном интервью. – Я большой поклонник его голоса и мелодий, так что хотел вывести их на первый план. Было бы печально, если бы он спрятал себя даже в сольном альбоме. Но, поскольку альбом по большей части электронный, я получил отличный повод сделать его голос «сухим» и громким.

Выход за пределы контекста группы мог спокойно завести Йорка на какие-нибудь совсем мутные территории. Он большой поклонник экспериментальной электроники, так что сначала составил коллекцию треков, которые ни к кому не обращались.

– Она казалась совершенно понятной мне, но вот для всех остальных там было как-то маловато всего. – Так певец охарактеризовал раннюю стадию работы. Но желание совместить свой голос с компьютерным привело к неожиданной интимности.

– Музыка, как на нее ни посмотри, звучит из «коробки», – сказал Йорк, отмечая, что даже акустические звуки сэмплов фортепиано, гитары и баса на The Eraser обработаны на компьютере; главным источником вдохновения он называет электронную сюиту Бьорк Homogenic (1997). – У нее есть собственное пространство. Мы сознательно решили не расширять его дальше. Голос совершенно одинаковый, прямо здесь, в наушниках. Альбом был записан для того, чтобы его слушали в изолированном пространстве – в наушниках или стоя в пробке.

Тема пробок для Йорка вовсе не праздная: в какой-то момент из-за беспокойства об окружающей среде у него «чуть крыша не поехала». Песни альбома посылают предупреждающие сигналы, космические по своим масштабам, но при этом действуют на трогательно личном уровне – это звуковой эквивалент руки, протянутой в сторону приливной волны. Этот образ Донвуд использовал в London Views, «апокалиптической панораме», вдохновленной The Eraser и использованной в оформлении альбома. Один из самых сильных сегментов этого линотипа изображает короля Кнуда Великого, легендарного английского монарха, который доказал, что королевская власть не безгранична, продемонстрировав, что не может повелевать волнами. Эта история вдохновила и поток стихов Йорка.

– Однажды в газете Джонатан Порритт заявил, что действующее правительство, по сути, не делает ничего, чтобы бороться с глобальным потеплением, а все его жесты больше напоминают попытки короля Кнуда остановить море, – сказал Йорк о статье британского эколога. – И после этого у меня в голове что-то щелкнуло. Это на самом деле не политическая штука, но я реально считал, что так все и происходит.

Мы все – короли Кнуды, которые протягивают руки и говорят: «Это все уйдет. Я смогу это остановить». Нет, не сможешь.

Йорк с трудом смог воспротивиться подобным «на самом деле не политическим» разговорам, несмотря на свое традиционное желание оставаться над схваткой. Самая противоречивая песня The Eraser – Harrowdown Hill – названа в честь местечка в Оксфордшире. Именно там власти обнаружили тело доктора Дэвида Келли, осведомителя, который якобы покончил с собой после того, как сообщил репортеру, что правительство Тони Блэра солгало об обнаружении в Ираке биологического оружия.

– Я назвал песню Harrowdown Hill, потому что название очень поэтичное, – говорит Йорк. – У меня оно ассоциируется с какой-то битвой, не знаю, гражданской войной. Заканчивая песню, я думал о бунтах против подушного налога в 1990 году – еще одном замечательном моменте в истории Англии, когда полиция избивала… протестующих, и, вы знаете, там были старые леди и семьи с детьми. Я даже не ожидал, что многие укажут на то, что на холме Хэрроудаун нашли тело доктора Келли. Не хочу сказать, что в песне вообще нет отсылки на эти события, но она не только о них.

Повествование в Harrowdown Hill идет через пугающие звуки и фрагменты эмоциональных речей; песня настолько политическая, насколько политическим может быть интимный – даже тайный – момент. Ее поразительная красота типична для The Eraser, который, как и все лучшие работы Йорка, находит свою силу в тех местах, где слова и музыка растворяются и создают что-то новое. Литературоведы назвали бы это поэтикой. Для Йорка это – слушание мира через отдельный голос.

– У меня есть друзья, пережившие цунами, – сказал он. – Поговорив с ними, понимаешь, что каким бы огромным или пугающим ни было событие, ты не поймешь этого из газет; не важно даже, видел ли ты волну по телевизору. Единственный способ по-настоящему понять чужой опыт – когда кто-то объясняет его тебе один на один.