Радко отважный (СИ)

А когда уже остановились на ночлег, сам Гайду лично приказал Драгану обвести место нашей стоянки кругом. Он и обвел, обходя лагерь с секирой в руке. Насчет же молитв перед сном ополченцам даже напоминать не пришлось.

Насколько разумно с нашей стороны было так подстраховываться, судить не берусь. Но в ту ночь враждебные чары нас уже не беспокоили. Да и в последующие ночи тоже.

9

Мало-помалу местность начала повышаться, болота сделались редкостью, потом исчезли совсем. Зато деревья становились с каждым днем все развесистее. Все зеленее и… живее как-то. Глядя на них, трудно было поверить, что мы идем по проклятой земле. Где когда-то правил выживший из ума, пытавшийся продать душу (но не нашедший видно покупателя) безбожник-тиран.

При этом все чаще встречались хвойные деревья — да-да, те самые, с шишками. И Слободан наверняка косился на них с опаской, проходя мимо.

А потом прошла седмица с небольшим, и лес расступился. За ним обнаружилась небольшая речка (вброд перейти можно), а дальше — холмы, поросшие уже чисто хвойным лесом. Далеко за холмами маячили, белея или синея, горы.

Именно здесь… точнее, по другую сторону реки мы обнаружили первые признаки присутствия человека — от чего успели отвыкнуть за много дней пути по болотам и лесам. Сначала набрели на старое кострище: почерневшие головешки, а рядом мелкие, разбросанные и начисто обглоданные косточки. Потом обнаружили тропу. И если следы костра могли означать только то, что даже в этом диком краю хотя бы побывал недавно кто-то из людей, то наличие тропы можно было объяснить единственным образом. Люди здесь ходили много и часто. А значит, жили где-то поблизости.

Мы встали лагерем недалеко от тропы. И Шандор Гайду, недолго думая (но все же посовещавшись с десятниками) решил отправить вперед лазутчиков. На роль эту наш предводитель определил меня и Драгана. И мне оставалось гадать, сам ли он сделал этот выбор или кто-то подсказал. Кто-то, не желающий, чтобы падающие шишки попадали в его голову слишком часто.

Как бы то ни было, приказ следовало выполнять хотя бы затем, чтобы не ставить под угрозу нашу общую миссию.

— Только без геройства, — отдал последние напутствия лично господин Гайду, — если увидите что — высматривайте, вынюхивайте. Но ни во что не вмешивайтесь.

Столь трогательную заботу о нашей сохранности нетрудно было объяснить, даже не имея семи пядей во лбу. Сперва нападение стриги, затем колдовское наваждение нанесло ополчению немалые потери. Нас уже было меньше сотни. Меньше бойцов, способных ворваться в замок Боркау и принести нашему предводителю долгожданное золото… или что там, в замковых подвалах.

А ведь мы еще даже не подошли к его стенам! О-хо-хо, страшно было представить, что ждало нас ближе к концу пути.

Но опасения опасениями, а задание, которое тебе дают, надлежит исполнять — веришь ты в его полезность или нет. Истина, которую я усвоил еще в приюте, и сомнения в которой там выбивали розгами. Так чем лучше плеть в руке Гайду и кулак Слободана?

В общем, после этого напутствия мы отправились вперед по тропе. Вилась она то между холмами, то прямо через них. Пока шли, в течение дня успели наткнуться еще на пару кострищ. Но и только. Ни деревень, ни даже того, что могло сойти за человеческое жилище, нам не встретилось.

Когда солнце уже коснулось верхушек елей над холмами, оставшимися за спиной, мы сделали привал. Посидели, перекусили. Ну и обменялись соображениями. Решив, что путь следует продолжать. Задание-то осталось невыполненным. Ни местных жителей, ни вообще, по большому счету, ничего нового мы не обнаружили. Так что возвращаться смысла не было.

— Можно конечно сказать, что впереди все спокойно, — говорил еще Драган, — на день пути… по меньшей мере. Но этим мы добьемся только того, что вскоре нашим потребуется снова кого-нибудь в разведку послать. И это опять можем оказаться мы. Так какая разница? Хоть время сбережем.

Лично я сильно сомневался, что когда Гайду снова потребуются лазутчики, выбор вновь падет на нас. Что там говорили про молнию, которая дважды в одно и то же место не попадает? Однако некоторые резоны в словах напарника имелись. Бегать туда-сюда, например, меня совершенно не прельщало.

В общем, путь мы продолжили. До глухой ночи шли — пока могли землю под ногами различать. И лишь когда уже почти не различали (из-за потемок), остановились на ночлег.

С утра вновь двинулись вдоль тропы, обращая внимание на малейший шорох в кустах и среди ветвей; на любое, едва заметное движение, подмеченное краем глаза. И будучи готовыми уже в следующий миг юркнуть за ближайшие деревья или в кусты. Но все шорохи, как оказалось, производили птицы и зверушки — мелкие, безобидные. Они же двигались, мелькая среди зарослей.