Радко отважный (СИ)

— Надо так, сынок. Надо, — увещевал его не по-здешнему коренастый и дородный мужик в такой же, как у охотника высокой меховой шапке и с вислыми как у сома усами. — Видит Тьма, я сделал все, что мог.

Сам он лохматого отпрыска не касался — стыдился, наверное, в глубине души. Просто шел рядом.

Продолжая толкать паренька и тащить, жители деревни волокли его — мы с Драганом видели — вверх по склону. Затем, достигнув каменистого плато, свернули к какой-то скале, в которой были проделаны ступеньки. По ним-то и дотащили беднягу, вырывающегося, до самой вершины, оказавшейся плоской. Где дружно повалили да принялись вязать руки-ноги, не обращая внимания на попытки вырваться.

Дружно? К чертям такую дружбу!

— Вряд ли тебе больно будет, — донесся до нас басовитый голос папаши несчастного паренька, — ты сам себе больнее делаешь… что трепыхаешься.

Да-а-а! Скажу откровенно: хоть я и сирота… по сути, коль в приюте воспитывался. Но этому лохматому чернявому бедолаге, даром что живущему, по меньшей мере, с одним из родителей, я в тот момент не завидовал точно. И ни один сирота бы не позавидовал, бьюсь об заклад. Кроме совсем опустившихся да от голода умирающих. И то вряд ли.

Оставив паренька на скале, жители деревни спустились вниз и убрались восвояси, шепотом переговариваясь да косясь… нет, не по сторонам, как можно было ожидать. Но опять-таки на небо — подобно давешнему дитю.

Когда люди скрылись из виду, спускаясь вниз по склону, мы с Драганом выбрались из укрытия. Посмотрели на скалу.

— Эх, жалко парня, — посетовал мой напарник, — но приказ… если б не приказ.

В следующее мгновение сверху до нас донеслись частые хлопки и шлепки, в горах слышные особенно отчетливо. Как по команде мы с Драганом юркнули в ближайшую расселину. Не очень-то, впрочем, уверенные в надежности такого укрытия. Учитывая, кто именно пожаловал и с кем предстояло иметь дело… по всей видимости, предстояло.

Осторожно, на долю мгновения выглянул из расселины. Так и есть. Стриги. Две твари вроде той, что чуть не полакомилась мною. Женские тела, крылья как у летучей мыши — теперь они кружились над скалой с лежащим на ее вершине пареньком. Связанным и беспомощным… обреченным.

Кружились, постепенно снижаясь. Как птицы-стервятники над трупом зверя. Хотя с тем же успехом это мог быть и умирающий человек.

— Спасем? — обратился я к напарнику, уже потянувшись за арбалетом.

— Приказ, — напомнил Драган, — забыл? Нам велели ни во что не вмешиваться, а только наблюдать.

— Слушай, это я под надзором монахинь рос, — возмутился я, — меня они приучали по струночке ходить. Да и то до конца не приучили. Так что не понимаю я этого твоего… слов не мальчика, но пай-мальчика. Главное же, чтобы мы живыми вернулись. А если еще и местного жителя с собой прихватим, знаешь, какой это будет ценный источник сведений? Ни одной разведкой столько не добыть.

Против такого довода возразить напарник уже не смог. Вздохнул только — ну что, мол, с тобой поделаешь. И сам вперед меня за арбалет взялся.

Собственно, первую из крылатых тварей он и уложил. С первого выстрела. Благо, серебрением мы после ночного нападения стриги больше не пренебрегали. И каждый день упражнялись в стрельбе. Так что, получивши в крыло болт (на нее это подействовало, как отравленная стрела на простого смертного), стрига судорожно взмахнула крыльями напоследок. Да и ухнула камнем куда-то вниз, в пропасть между скалами. Больше мы ее не видели.

Товарка ее заверещала жутко и метнулась к нам, уже выбравшимся из своего укрытия и пытавшимся отойти друг от друга подальше. Так, чтоб не дать твари прикончить нас обоих с одного налета.

Эх, было бы у нее зеркало, да видела бы стрига в тот момент свою рожу, изуродованную нечеловеческой злобой — померла бы со страху.

Впрочем, рассмотрев ее поближе, я смог заметить, что и все остальное у твари было под стать роже. Как и голосу. Кожа посерела и будто высохла, став похожей на стенки осиного гнезда. Грудь почти втянулась, сделавшись едва заметной. Далеко не женственно выглядели и конечности — жилистые, исхудавшие. Картину довершали грязные ступни с огромными кривыми ногтями. Почти когтями.

В общем, явись во время моей ночной вахты эта особа, черта с два ей бы удалось меня соблазнить.

Наверное, предположил я еще, тогда приходила тварь молодая и потому не утратившая человеческий облик. В то время как эта — заматеревшая. А потому влияние на нее адских сил куда более заметно.

Или может, все дело в чародейском взгляде стриг, от которого жертва не только столбенела. Еще (наверное) стриге было под силу внушить мне, что она-де красавица, а не чудище.

Ну да к черту посторонние мысли! Нужно было действовать. Тем более что теперешняя стрига неслась не абы куда, а ко мне.

Я встретил ее ударом сабли на подлете. Вернее попытался встретить, но тварь в последнюю ничтожнейшую долю мгновения сумела увернуться и опередить меня. Своей рукой, на которой буквально на ходу выросли когти не хуже, чем на ногах, она ударила меня в грудь.