В общем, этот день тоже оказался бесплодным как каменистая почва. Но и теперь мы решили не спешить с возвращением. Тем паче кое в чем мы, как это ни странно, преуспели. Я, по крайней мере. Сумел, например, заметить, что тропинка при всех своих извивах вела нас к горам. Вершины, светлеющие на фоне елей и сосен, покрывавших холмы этакой зеленой щетиной, неуклонно приближались.
Но по-настоящему наши усилия были вознаграждены лишь на следующий день. Да и то ближе к вечеру. Сначала тропа привела к горному склону. И потянулась наверх, пролегая между елями, росшими на нем.
Потом (ну, когда мы продолжили путь по тропе, уже поднимаясь по склону), нам встретился человек. Немолодой уже, одетый в штаны из грубо выделанной кожи, меховую безрукавку поверх шерстяной рубахи и высокую шапку — опять-таки меховую. Из овчины, кажется. На плече он нес простой охотничий лук да колчан со стрелами.
Едва человек показался, шурша мелкими камешками под ногами, как мы с Драганом юркнули за ближайшие деревья. Откуда и смогли рассмотреть местного жителя.
Не могли не подметить, какой неприглядный и дикий вид он имел — даже без учета своей одежды и оружия, явно не в мастерских изготовленных, а скорее всего, на дому. Слишком топорная работа, что прямо в глаза бросалось. Вдобавок пышные усы охотника, плавно переходящие в бороду, давно заждались цирюльника. И были грязны, волосы слиплись, как шерсть стареющей дворняги.
Не лучшим образом выглядели шапка с безрукавкой. Обе грязные, местами поеденные молью. Складывалось впечатление, что этот дядька носил их всю жизнь и ни разу не стирал. Едва ли даже падал в них в речку по пьяни или по неосторожности.
Проходя мимо, человек остановился, настороженно оглядываясь. Даже за луком было потянулся. Видимо мы спрятались недостаточно тихо. Впрочем, он быстро передумал и пошел дальше. Подходящей цели, чтобы пострелять, не обнаружив… включая нас с Драганом.
Когда охотник скрылся за поворотом тропы, мы вылезли из укрытия и продолжили путь наверх. Чтобы, в конце концов, обнаружить то, ради чего, собственно, нас сюда и послали.
Деревню.
Представляла она собой россыпь домов, разбросанных по склону. Точнее плеши, свободной от леса. Местами — целые скопища домишек, лепившихся один к другому. Тропа, по которой мы шли, разветвилась. И отростки ее теперь вели каждый к какому-то из домов.
Выглядело первое встреченное нами за множество верст и дней, человеческое поселение убого и негостеприимно. Стены домов потемнели от времени. Старая же и давно не подновляемая черепица на крышах кое-где была с изрядными прорехами. Да оконца крохотные — вдобавок наглухо закрытые ставнями.
И… ничего, что обычно можно увидеть или услышать в любом месте, где живет много людей. На равнинах, по крайней мере. Не лаяли собаки. Никто не стучал, трудясь в кузне, на стройке или просто рубя дрова. Никто ни с кем не торговался, как и не нахваливал свой товар. Мы вообще не видели ничего, похожего на рынок или торговую лавку, если на то дело пошло. И никто не смеялся, не горланил пьяные песни. Не визжали дети (радостно) или девушки (испуганно).
Поначалу вообще из местных жителей нам встретилась лишь какая-то женщина и ребенок лет семи. Женщина прошла к одному из домов, сгибаясь под грудой хвороста, который взвалила на спину. А дитя крадущейся и совсем неподобающей беззаботному детству походкой двигалось между домами, то и дело опасливо косясь на небо.
То есть местный люд ни работать толком не склонен, понял я, ни, тем более, праздновать, гулять и веселиться. Беззаботно вести себя — явно не про них. Предпочитают вести себя тихо, как можно менее заметно. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. А чьего именно — нетрудно догадаться.
Ну и не доверяют друг другу, по всей видимости. Иначе нельзя было объяснить, почему каждый дом отгораживался от мира ставнями в окнах, закрытыми даже днем, а ходить жители деревни предпочитали по одному.
Такое мнение что я, что Драган успели составить об этой деревне. Поэтому как один вздрогнули, когда шум и крики ворвались-таки в это царство тишины.
Перебегая от дома к дому да стараясь спрятаться за любую неровность, мы с Драганом кинулись на шум. Чтобы, добежав, обнаружить на другом конце деревни целую толпу. С десяток мужчин и женщин, куда-то тащивших тощего лохматого паренька. Черными волосами паренек напоминал «людей колеса», но лицо имел слишком бледное, чтобы можно было перепутать его с сородичами Мирелы.
Ах, Мирела… как давно я ее видел. Кажется, что не меньше года прошло…
Но вернемся к пареньку. Его едва ли ждало что-то хорошее. Он вырывался на ходу. Но конвоировавшие его односельчане были неумолимы. Одни крепко вцепились в руки и чуть ли не волоком тащили за собой. Другие толкали в спину. Кто-то даже пинка дал, придавая ускорение.
— Мрази! — голосил лохматый. — Да что вы делаете, твари?! За что?..
Что кричал — мы понимали, хотя звучала местная речь для нас несколько непривычно. Какие-то звуки смягчались, какие-то почти проглатывались.