Радость и страх. Рассказы

- Не в деньгах дело, денег я всегда достану. - И продолжает не свойственным ему раньше раздраженным тоном: - Предоставь все это мне и закажи себе несколько новых платьев. Да, да, надо, чтобы ты выглядела богато, надо им показать.

- Но, Джеймс...

- Ну, хватит, хватит. - Он делает жест, словно отодвигает ее в сторону. - Ты делай, что я говорю, это важно. Деньги - не твоя забота. Ты только меня слушайся.

Он отбросил всякие церемонии. Командует отрывисто, даже Табитой. Выходит из себя и визжит: - Предоставь это мне. Я знаю, что делаю. Увидев как-то Джона, скорчил гадливую гримасу и замахал рукой, точно сметая с дороги кучу хлама.

И всех живо приставил к делу - уничтожить следы палатки, исправить, дороги, а в доме все протереть и отполировать до полного блеска.

- Мы им покажем! - твердит он, и даже в его жестикуляции появляется что-то угрожающее.

- Я жду одного знакомого, - сообщает он Табите. - Нацепи свои камешки.

- К завтраку, Джеймс?

- Да, да, Берти, сейчас же. Забудь про все эти правила. Чем больше правил нарушать, тем лучше - сразу видно, что ты человек деловой.

И Табита, чувствуя себя глупо, но не решаясь ослушаться, надевает брильянтовое колье и серьги, чтобы принять неказистого человечка по фамилии Экстейн - с желтым испитым лицом и белыми волосами. Он приехал на два часа раньше времени и тут же начинает бегать по дому и все разглядывать. Он желает увидеть картины, восторженно ахает над мебелью, коврами, парком, розами. С его узкого личика, в котором хитрость опытного дельца сочетается с наивным, ненасытным любопытством, не сходит улыбка, словно он говорит: «Как все очаровательно, как приятно жить на свете!»

Он заглядывает на завод и восхищается, заявляет, что конвейер гениальная идея, «во всяком случае, с точки зрения рекламы, мы о вас напишем, сэр Джеймс, приготовьте фотографии» - и на следующий день приезжает опять, на этот раз с двумя приятелями. Один из них - Хакет, высокий и лысый, с необыкновенно светлыми глазами; другой - некий Гилмен, тот похож на боксера и говорит, как выходец из лондонских низов.

Эти двое тоже осматривают завод, а Экстейн тем временем играет Табите на рояле, очень плохо, но с большим чувством. А затем Голлан увозит их всех обратно в Лондон.

Но, вернувшись наутро домой, он только передает Табите букет от Экстейна и уверяет ее, что она произвела хорошее впечатление. - Ты ему понравилась, Берти, покорила его, а у него губа не дура. Мог бы стать джентльменом, да не захотел; ни к чему ему это. Предпочитает жить в свое удовольствие.

А когда она спрашивает, какие у него планы, раздраженно отмахивается: Все в порядке, бояться нечего.

- Да я не боюсь, Джеймс, мне просто интересно.

И тогда он рассказывает ей, коротко и небрежно, как успокаивают надоедливого ребенка, что будет создана новая компания под названием «Моторы Хэкстро Холт». Ей будут переданы активы прежнего акционерного общества, а возглавлять ее будет он сам. - В этом и была главная загвоздка - кому быть во главе. Но они уступили. Я знал, что добьюсь своего.

- Ты доверяешь этим людям, Джеймс?

- Доверяю? Нет. Мошенник на мошеннике. Да ты не фыркай, все в порядке, я за ними пригляжу, мы друг друга понимаем. - И продолжает, бросив на Табиту сердитый взгляд, как будто она что-то возразила: - Конечно, мошенники, а кого еще на такое подобьешь? Мошенники, Берти, тоже бывают полезны, если с умом их использовать. С ними хорошо идти на риск, ведь им терять нечего. - И ворчит, что за завтраком на Табите было старое платье: - Говорил я тебе - обнови свои тряпки. Да, это важно.

А вечером - опять выговор, зачем редко принимает гостей. Это новый Голлан, резкий, вспыльчивый, или, может быть, прежний Голлан, тот, что лет двадцать-тридцать назад выбился из бедности и до смерти заездил первую жену, неуемная самолюбивая воля, подхлестнутая осечкой, как давнишний нефрит обостряется от холодного ветра. У него даже голос изменился, точно ногтем скребет по стеклу. Он кричит на прислугу, а когда Табита пытается его урезонить, обрывает ее: - Ничего, это им полезно. Лодыри, распустила ты их. - И видно, что он в самом деле обижен на этих людей, которые, по его мнению, с утра до ночи бьют баклуши.

С Джоном он почти не разговаривает, и тот остерегается его, как путешественник в джунглях остерегается дикого зверя, после встречи с которым от всей его мудрости, достоинства и грации только мокрое место останется.

Но как-то вечером, после обеда, Голлан вдруг рявкает: - Ты в Оксфорд хочешь?

- Я еще не решил... меня, правда, включили в конкурс на стипендию в колледже святого Марка...

- Бог с ней со стипендией. В благотворительности ты не нуждаешься. Запишись немедленно. - И говорит Табите, что готов положить мальчику тысячу фунтов содержания в год. А на ее слова, что это слишком много, обиженно кричит: - Слишком много? Ты что же, думаешь, я столько не наскребу? Нет уж, если Оксфорд, так с форсом, чтобы там все рты разинули.