Радость моя, громкоголосая

— Конечно, иди. Мы с Полом справимся, не беспокойся. — Я с трудом подавил мысль, что Софья тут не причём. Наверно, моя любимая просто устала быть бессменной сиделкой у капризного инвалида. Если она уйдёт от меня, тогда и я смогу уйти.

* * *

Сегодня Софья пораньше уехала домой. Весенняя сессия только началась, студенты заняты подготовкой, и у неё внезапно оказалось свободными несколько дней. Настроение было паршивым, как и у всех, кто близко знаком с Одинцовыми. Угнетала собственная беспомощность и отсутствие какой-либо надежды на улучшение состояния Олега. Телефонный звонок вырвал её из задумчивости. Звонила бабушка, Прасковья Агафоновна. Ей было уже за восемьдесят, но она по-прежнему одна управлялась со всей работой в своём большом доме и категорически отказывалась переезжать не то что в Красноярск, к дочери, но даже и к Гранецким, живущим совсем близко от дорогой её сердцу Малой Ветлуги приезжала очень редко и оставалась у них от силы на пару дней.

Услышав тусклый, нерадостный голос внучки, она забеспокоилась: — что случилось, Сонюшка? Дети болеют?

— Бабуль, ну ты же знаешь про несчастье с Олегом! Нам с Айком даже в голову ничего не идёт, потому что выхода-то нет.

— Так он не поправился, что ли?

Софья, уставшая от тяжёлых мыслей и разговоров, со сдержанным раздражением ответила: — бабуль, у него позвоночник повреждён. Ты же знаешь, такие травмы не лечатся, и он на всю жизнь прикован к инвалидному креслу!

— Эх, плохо это… — Прасковья Агафоновна ненадолго умолкла. — И как он сейчас?

— Ну как… Он угасает, бабуль, — Софья шмыгнула носом, — жить не хочет и не имеет сил к чему-то стремиться. Нам с Айком кажется, что он сломался. Слишком быстро и внезапно всё произошло. Вот только что был молодым, здоровым, полным сил и энергии мужчиной и вдруг — хрясь — и беспомощный инвалид. Ну кто такое может спокойно пережить?

— А Алла что?

— Алла… у неё все платья, как на вешалке, на ней болтаются. Она ведь плачет всё время, хотя и старается, чтобы он не заметил. Вот за что ей такой ужас, а, бабуля? Мне и её очень жалко! Какая тяжёлая судьба Алке выпала, всё-таки. Алкоголичка-мать, первый муж-идиот. Олег очень любит её, и дети хорошие, умненькие и послушные, так такая беда свалилась, что врагу не пожелаешь. Бабуль, я даже думать ни о чём не могу, до того мне их жалко!

— Да-а-а… Сонюшка, ты пошли-ка Айка за мной. Пусть меня к вам увезёт, мне поговорить с вами обоими надо.

— Хорошо, сейчас ему позвоню, пусть съездит за тобой. А о чём ты хочешь с нами поговорить? — недоумевающая Соня попыталась что-нибудь выведать, но не на ту напала:

— ты звони, звони, пусть приедет. Да и Аллу к себе позови, пусть послушает.

* * *

Соня не узнавала свою весёлую, громкоголосую, никогда не унывающую подругу. Аллочка враз постарела: у рта появились горестные морщинки, в золоте волос натуральной блондинки мелькнула тусклая седая прядь. Она молча сидела на диване в гостиной Гранецких, отрешённо глядя перед собой и даже не заметила, как Софья принялась расставлять перед нею, на маленький столик, тарелки с тушёным в черносливе мясом, глубокую салатницу с нарезанными свежими огурцами и помидорами.

— Ты голодная, наверно? — подруга подвинула к Аллочке вилку и тарелку с мясом, — извини, я так, на скорую руку схватила, что увидела. Сейчас Айк приедет с бабулей, будем ужинать. Ты пока перекуси, что ли.

— Ага, — та взяла вилку и тут же её положила. Тоскливо взглянула на Софью: — ты правда не знаешь, зачем я бабе Пане понадобилась? А то у меня там Олежек с ума сходит. Представляю, что он навыдумывал. Боюсь я за него, Сонька. У него иногда такие глаза бывают…

— Правда не знаю, — подруга виновато посмотрела на Аллу. — Но ведь бабуля у нас просто так ничего не делает. Раз велела тебя позвать, значит, что-то придумала. — Она прислушалась: — вон они, уже приехали.

Софья, а за ней Аллочка, выглянули в прихожую. Там Айк помогал Прасковье Агафоновне пристроить на вешалку её старое пальтишко. Софья поморщилась: — вот какой же ты невозможный человек, бабуля! Это твоё пальто я помню, когда мне лет десять было, не больше, а ты всё с ним расстаться не можешь!

— Хе, — хохотнула старуха, — чем оно тебе не глянется? По такой вот весенней погоде самое то. И не жарко в нём, и от ветра спрячет.

— Это точно, что не жарко, — пробурчала внучка, — всё равно, что рогожей прикрылась. Давай, я тебе новое куплю?

— У тебя что, других забот нет? — отмахнулась та, — чайку мне налей, да пойдём, поговорим. Здравствуй, Алла! Худая ты стала, как кошка ободранная. Ну, бог даст, поможем твоему горю.

Расширившимися глазами, прижав кулаки к груди, Аллочка смотрела на Прасковью Агафоновну. Потом тихо сказала: — я уж ни на что не надеюсь, баба Паня. Лишь бы Олежек ничего с собой не сделал, а то порой он в таком отчаянии бывает… — Она перевела взгляд на хозяина дома: — Айк, позвони ему, пожалуйста. Скажи, что я у вас, а то он, наверняка, всякие глупости придумывает.

Пожав плечами, Айк набрал знакомый номер: — Олег, Аллочку не теряй, она у нас. Скоро я её привезу.

* * *