Радость моя, громкоголосая

Пока Прасковья Агафоновна пила чай из блюдца вприкуску с колотым сахаром, который она очень уважала, Гранецкие и Аллочка, терпеливо ждали, сидя рядышком на диване. По взгляду матери Ольга и Надя сгребли в охапку отбивающихся братцев и потащили их, возмущённо пыхтящих, на второй этаж.

Старая женщина отодвинула от себя пустую чашку, тяжело вздохнула: — ну, не знаю, получится ли у вас старика уговорить или нет, но попробовать можно.

— Какого старика, бабуля? — тихо спросила Софья.

— Да Прошку Селивёрстова, кого же ещё! — с досадой ответила та.

— Хм, мы его точно не знаем, — улыбнулся Айк, — так что рассказывайте!

— Расскажу, куда я денусь, затем и приехала, — огрызнулась вредная старуха. — Прохор-то Селивёрстов наш, ветлужский. Сызмальства всё травки — цветочки собирал, около старух штаны просиживал, в тетрадку записывал заговоры какие-то, да как настои варить и мази составлять. Это счас вы в интернете всё посмотреть можете, а раньше ведь кто что расскажет. Ну, лечил людей помаленьку. Кому помогало, кому нет, а потом случилась беда: в вашей Стае, — она взглянула на Айка, — вожак погиб. Волки как взбесились. Такая резня была — вспомнить страшно.

Они напряжённо слушали Прасковью Агафоновну, хотя о событиях, бывших более сорока лет назад, знали все в Междуреченске.

— Ну вот, — вздохнула она, — Прошка-то к этому времени уже женат был и двое сыновей у него подросло. Он постарше меня, да и женился рано, так что мальчишкам лет двенадцать — тринадцать было. Они отца с матерью не послушались, в тайгу ушли со взрослыми мужиками. Да где им, мальцам, против оборотней, — она осуждающе взглянула на Айка. Тот скривился, но промолчал. — Погибли у Прохора сыновья, что тут сделаешь. А жена… тоже вскорости за детьми ушла, не выдержало материнское сердце. Сам Прохор ушёл в тайгу. Говорят, избу построил, так и живёт там с того времени. Раньше хоть иногда в Малую Ветлугу наведывался, муки, соли купить, Но что-то давненько я его не видела, не знаю, жив ли. Хотя, лет пять назад, к нему в тайгу мужика носили с нашего посёлка. Его медведь помял, думали — не жилец Григорий, сильно был изломан. А нет, глядим, а он на своих ногах домой пришёл. Бледный, худой, а пришёл. Вот я и подумала: может, Прошку попросить — вдруг вылечит вашего Олега? Только вот волков-то он ненавидит лютой ненавистью, а кто его уговорить сможет — не знаю.

— Я уговорю! — Аллочка подскочила, как подброшенная пружиной, — баба Паня, вы только расскажите, как его найти, а я уж уговорю его Олежку вылечить!

— Погоди, Алла. Я ведь и сама не знаю, где его в тайге искать. — Прасковья Агафоновна жалостливо посмотрела на женщину. — Он ведь в какую-то глухомань забился. Туда только пешком идти. Ни дорог, ни тропинок нет.

Аллочка растерянно посмотрела на подругу. Большущие голубые глаза неумолимо наливались слезами: — Сонь…мы найдём, да??

— Только не реви! — Софья решительно обняла её: — конечно, найдём! Айк сейчас же позвонит Денису, и завтра с утра волки уйдут в тайгу. Он же не может жить где-то далеко, да, бабуль?

— Не может, — Прасковья Агафоновна задумчиво качнула головой. — Пешком ведь ходил, да и не молоденький уж был.

Все враз подумали об одном и том же. Женщины испуганно переглянулись. Айк решительно хлопнул ладонью по колену: — гадать не будем! Я сам пойду в тайгу с ребятами. Найдём старика, и я попробую с ним поговорить. Может, ему денег предложить или ещё что. На месте посмотрим.

Прасковья Агафоновна усмехнулась: — хороший ты парень, Айк! Был бы ты человеком, цены бы тебе не было! Ты оглох, что ли? Я ведь сказала: ненавидит Прохор волков лютой ненавистью. Кто из твоих ему в зверином обличье покажется — пристрелит и всё, разбираться не будет.

— А я к нему человеком приду, — улыбнулся Айк, — неужто тоже стрелять будет?

— Да кто ж его знает-то! — всплеснула руками старая женщина, — но уж разговаривать не будет, точно. Деньги ты ему предлагать вздумал! Да на что ему деньги в тайге, сам подумай?

— Никуда ты не пойдёшь, — спокойно сказала Софья. — Где старик живёт — и без тебя ребята найдут. А к нему мы вдвоём с Аллой пойдём. Одни. — Возмущённо встрепенувшегося мужа остановила одним строгим взглядом: — ты, однозначно, останешься дома, чтобы тебе не приспичило вмешаться, если вдруг покажется, что меня обижают.

Айк вскочил на ноги, недовольно прошёлся по гостиной, заложив руки в карманы брюк. Остановившись напротив сидящей Софьи, хмуро сказал: — я ни за что на свете не отпущу тебя без охраны. Ни за что!

Жена потянулась к нему, ласково привлекла к себе недовольного, упирающегося. Погладила по щеке: — если хочешь, отправь с нами всех гвардейцев. Представляешь: чуть не два десятка волков будут рыскать вокруг нас с Алкой! Мыши — и те разбегутся, не то что воображаемые тобой злоумышленники! Но ты не пойдёшь, Айк. Поклянись, что ты не пойдёшь!