— Э-э, — растерянно сказал Айра Гроум. Нет. А что?
— Вы все время оглядываетесь. Вы Кэрол ищете?
— А, да-да, Кэрол.
— Она там…
— Ничего, Макмертри, — мягко сказал Айра Гроум, прикоснувшись на прощанье к его локтю. — Сетуйте на мир, если вам так легче. Но, во всяком случае, вы знаете, когда была ваша высшая точка.
И он направился к Альфреду, улыбающемуся бармену, который так хорошо знал их всех. Подойдя к нему, он остановился, сосредоточился, потом снова посмотрел по сторонам, полный ожидания.
— Вам кто-нибудь нужен, коммандер? — спросил Альфред. — Кто?
— Мне нужно выпить, Альфред.
— Что будете пить, коммандер?
— Джин, Альфред. Джин.
— Джин? Правда? Вы же всегда в это время пили коньяк?
— Хочу сменить свою удачу, Альфред, — сказал он и засмеялся.
Его смех и его новое беспокойное, ищущее выражение, которого эти люди никогда прежде у него не видели и с ним не связывали, привлекло их к нему. Знакомых, которые обычно робели в его присутствии, успокоила его мечтательная улыбка, и они собрались вокруг него: пухлый розовый Перкинс, только что вернувшийся из Палм-Бич, такой поразительно хорошо сохранившийся, и Дженкинс — фарфор и санитарный фаянс — в отличном настроении, сыплющий анекдотами, и Хьюберт Эндикотс — скобяные изделия, глава всех богатых Эндикотсов и фонда их имени. Он улыбался в их плотном кольце и, оглядываясь по сторонам, ловил обрывки фраз: «В Англии, по сути, ничего не изменилось. Только на поверхности. Жить там не имеет смысла, если только у вас нет титула». И — «этот ползучий социализм». И миссис Эндикотс шепотом миссис Дженкинс: «А знаете, Генри Перкинс очень чувствен. Я поняла по тому, как он сжал мне локоть!»… «Какой смысл пытаться оставить что-нибудь детям?»… «Ползучий социализм»… Затем Кэрол вышла из-за заслонявших ее троих высоких мужчин в алых охотничьих костюмах и кивнула ему, такая очаровательная в красном шелковом платье с черной кружевной отделкой. Но тут он увидел у стеклянной двери высокую блондинку в брюках для верховой езды. Молодая красивая девушка нетерпеливо вглядывалась в темноту, что-то высматривая, чего-то ожидая. Внезапно она шагнула в эту темноту и исчезла. Его охватило любопытство, и он пошел туда. Что она увидела за дверью? Что подсказало ей, что пора уходить? Он отодвинул портьеру и поглядел в огромную черную заводь теней за посеребренным луной лугом, почти светящимся во мраке. Совсем как море! Только по темному морю бежала бы мерцающая серебряная дорожка.
Нет, ему следует сесть. Та последняя рюмка, которую налил ему Альфред, оказалась слишком крепкой. Он неторопливо вышел в холл, направился к лестнице, поднялся на шесть ступенек и сел. Когда он поднял голову, у лестницы стояла Кэрол.
— Ты себя хорошо чувствуешь, Айра? — спросила она.
— Конечно, хорошо, — сказал он с легким раздражением.
— Ты сильно пьян?
— Пьян? Я вовсе не пьян. Откуда ты взяла, старушка?
— Ну, — сказала она со вздохом, — должна признать, никому и в голову не приходит, что ты пьян. Ты великолепен, Айра.
— Все очень просто. Это остальные немножко пьяны, дорогая моя.
— Ты когда-нибудь видел меня пьяной? — сказала она, садясь на три ступеньки ниже его.
— Никогда. А может быть, постоянно. Вот так-то. Я не знаю.
— Я следила за тобой, Айра. Что тебя тревожит? Ты ждал, что кого-то здесь встретишь?
— А хочешь, я тебе что-то скажу?
— Что?
— Никогда я не хотел быть полицейским, — сказал он почти простодушно.
— Господи, Айра, — сказала она, — ты же вовсе не полицейский. Не говори глупостей.
— Полиция, полицейская работа. По всему миру. И я ею занимаюсь.
— Но почему это тебя так угнетает?
— А когда-то я читал книги. То есть стихи, — сказал он. Внезапно на его глаза навернулись слезы. — Элиот и Йетс… «Из многих старых вышивок я плащ скроил себе». Вот видишь — Йетс. Мне было двадцать четыре года.
— Хотела бы я познакомиться с тобой тогда. Кем ты тогда был?
— Лейтенантом.
— Лейтенантом. Молодым лейтенантом. Интересно, узнала бы я тебя?
— Узнал бы я себя сам? — сказал он. — То есть если бы он сейчас вошел сюда. Не знаю… — Он встал, спустился по лестнице и остановился, с недоумением глядя по сторонам.
— Я пришлю Хорлера, чтобы он отвез тебя домой, — сказала она.
— Пожалуй, — сказал он.
— Я заеду за тобой завтра. И отвезу в Мейплвуд.
— Не выдумывай, старушка. Я поеду сам. Я ведь всегда сам ездил в Мейплвуд, не правда ли?
— Только пусть за рулем будет Хорлер.
— Дорогая моя, я не желаю, чтобы меня доставляли, как старый контейнер. За руль я сяду сам, как всегда.
— Я приеду туда днем, ладно? Давай пообедаем вместе.
— Если тебе это доставит удовольствие, дорогая моя, то конечно, — сказал он ласково. — Ну, а где же Хорлер?
Всю дорогу до дома он спал в машине.